В рамках рубрики "Взгляд из России" предлагаем вниманию читателей "путевые записки" - впечатления и размышления в ходе поездки в Германию молодого журналиста Кристины Андриановой, (г. Уфа).
Мои русские немцы*. Посвящается памяти деда Николая Николаевича и 150-летию приезда рода Штейнингер в Россию Не обо всем увиденном нужно рассказывать сразу. Порой должно пройти время, чтобы вглядеться и осмыслить. А после – написать о том, чего не узнаешь, изучая глянцевые брошюры об одних и тех же достопримечательностях. Так и случилось с моим путешествием в Германию.
Летний Армагеддон России-2010. В поезде жарко. Выхожу из купе и упираюсь в прямоугольник с «интернациональной азбукой». Черным по белому – в прямом смысле – на французском, итальянском и немецком что-то написано мелким шрифтом; поднимаю глаза повыше – и по-русски читаю крупные красные буквы: «НЕ ВЫСОВЫВАТЬСЯ». Надо же, как заботятся о нашем брате в польском «по крови» вагоне…
Что осталось от поездки на родину Баха и Гумбольдта? Какие иероглифы родословной смогла разгадать и осмыслить, какие судьбоносные решения приняла? Большое видится на расстоянии… Ну как, увидела что-нибудь?
…Уезжают, чтобы вернуться. Возвращаются к Родине, Богу, любви. «Странность» путешествия – в моменте. На работе какие-то метаморфозы, еще не потушен победный костер выпускного, аспирантура играет в лотерею, мелочи быта, творческое и личное путаются в голове – все это нужно понять, но не на месте. Лучше всего понимается в дороге. Таков закон: чтобы узнать, куда идти в нерациональной России, нужно пройти рациональную Германию.
* * *
Deutschland. Ты все ближе и ближе, а головоломки все дальше и дальше. Сложное и важное кажется простым, надуманным, второстепенным. Быть может, так оно и есть. И все становится на круги своя…
А сердце упрямо стучит в такт поезду, подъезжая к утонувшему в лесах Саратову.
Здесь мы с тетей погуляем всего часок, вернемся – и увидим, как последние вагоны разных поездов со всей России сольются в одну железную колонну, чтобы двинуться на Берлин.
* * *
Миновали Тамбов со знаменитыми волками (волки нынче в дыму пожарищ), вечерние маки огней усталой Вязьмы и прочие, малые города русские. В тетради – стихи и песни цикла «Россия-Германия», кое-какие путеводные заметки… Не надо сантиментов Стерна и философии Л. Толстого. Хочется скрестить литературу и публицистику, анализ и эмоции. Но плохо получается. Потому что выходит борьба. Вот, к примеру, начнешь хладнокровно сравнивать цены на разных вокзалах – а в голову забредают мысли на тему «Москва – не вся Россия» или «ты и убогая, ты и обильная, матушка-Русь» – и прощай, расчет! Здрасьте, мысли о земле и людях! Елена Ямпольская написала однажды в «Российской газете»: «Чем дальше от Москвы, тем доброкачественнее народ». Есть своя правда. Только слово «доброкачественнее» пугает.
Все-таки, народ – не опухоль. Опухоль – самоликвидация организма, отсутствие самоидентификации. Деревни наши дышат еще русским полем. И, что важно – не обязательно русские деревни.
* * *
Немец гордится своей историей. Прячет в дальний угол Гитлера – но подчеркивает красным Бетховена и Баха, Гегеля и Шиллера, Фридриха Великого и Августа Сильного.
Русский – не по расчетам крови в процентах, но по состоянию души – своей истории боится. 
Потому что он ее не знает. Это не значит, что он учился в школе на сплошные «двойки». Просто в нашей истории слишком тонкая грань между злом и добром. Причина одна – переворачивают ее всегда с ног на голову, одевают по моде...
Сейчас, во времена «альтернативных вариантов прошлого», в эпоху, когда бесконечно машут руками после драки и выковыривают ура-патриотизм из каждого яблока, сложно увидеть картину в целом. Вечным вопросам об «особом пути», «своей чужой вине» и прочей правде и кривде посвящены миллионы страниц «сенсационных» книг мифологизаторов. Всё копают чего-то, доказывают… Не нужны доказательства сердцу! Люблю слова Александра Блока: «Прямая обязанность художника – показать, а не доказать».
Города прошли да проехали,
По лесам да болотам хаживали,
Разговаривали
с эхом мы
Прошлого
разного.
Ничего-то понять не поняли,
Ничего-то почти не вызнали –
Только то, что идем все по миру
Между войнами,
между жизнями…
* * *
…По мере приближения к ФРГ, вагон, сформированный в Уфе, наполняется голосами. В купе справа – интеллигентная бабушка в белом. На вид ей лет 60-65, а по паспорту – 78. Едет к дочери в Варшаву, во второй или третий – не помню точно – раз. Выходит в коридор, поправляет милую шляпку и, вздыхая, созерцает мелькающие версты…
Дорога. Словно судьба, словно время и вечность. Ее нельзя не любить. По крайней мере, мне.
Нижний Новгород и Волжская Булгария, Бавария и Польша, Самарская губерния и даже какие-то полулегендарные венгерские и французские земли – откуда только не приехали предки, чтобы и я, и мои родители появились на свет в республике Башкортостан...
Восемь кровей. Восемь путей. Восемь культур.
И в каждой плавится воск истории. Молитвой на всех языках.
* * *
Орша. Минск. Барановичи…
Едешь – и каждая верста шепчет тебе ветрами-березами: «Я – твоя земля. Меня отняли в беловежских снегах против воли моей… Но я тоже, я тоже – Россия. Белая Россия».
Я слышу тебя, мир славян, слышу. И так легко пишу тебе ответ…
По Белоруссии летит
«Уфа-Берлин». Недалеки
От нас на долгом на пути
Героя Минска огоньки.
Не повернуть былое вспять,
Границ не перешить уже, –
Но кто-то просит подождать
И что-то теплится в душе.
Может быть, «теплится в душе» от хорошей погоды, может, от вполне российских по внешнему виду городов и деревень – не знаю.
Знаю только, что день идет на убыль, и впереди – белорусско-польская граница.
Долгая стоянка в Бресте: меняют колеса, загоняя в депо. Белорусские таможенники прогуливаются по вагонам. Говорят на русском, вполне миролюбивы. Но документы оформляют долго.
Будет с кем сравнить поляков.
…А в Польше – ливень, молния и гром. Так и неясно – проснулась среди ночи от таможенной проверки или от шума взбесившейся природы.
Вот так из аномального российского лета въехали в дикую осень польского Тересполя.
Вышли в тамбур. Громыхает, как смута при Мнишек. Сын-подросток едет с матерью с Русского Севера, что-то кричит через форточку отцу-поляку. Мать молчит. Неулыбчивый отец с короткой шеей и пивным животом медленным шагом идет вдоль какой-то сеточной ограды. Скоро проверка закончится, двое выйдут к третьему – и будет бытовой хеппи-энд. Но грозовая ночь и проволока вдоль путей придают этой встрече странный драматический оттенок.
По вагону идут два таможенника. Возвращаемся в купе, две минуты – и входит тот, что моложе. Рослый, светловолосый, с большими голубыми глазами… Вот настоящий славянский красавец! Жаль только, что с полянами польскими история связала нас не узами родства, а тремя разделами Речи Посполитой, восстаниями и Катынью. Пусть и документы оформляют на раз-два – не в пример белорусам…
Впрочем, мы на панов не в обиде. По семейной легенде, дед моей бабушки по матери, Лаврентий Зотов, привез «с какой-то войны белую и круглолицую полячку Анну». Нюру – как ее звали в России.
Похоронена она в Белебее, место известно – но фамилия-то мужнина стоит! А так узнать девичью хочется… Жаль, никто из родни ничем помочь не может. Но в том, что полячка, не сомневается.
* * *
Мы не едем до Берлина. Наш конечный пункт – Франкфурт-на-Одере.
Погода осенняя. Мелкий дождь – но, слава богу, не польский потоп. Как оказалось позже, стихия здесь уже погуляла.
Лилия Николаевна – самая младшая сестра моего деда – сообщает, что у ее садового домика прилично пострадала крыша. Звонила в нужную организацию, там сказали: «Сами оцените ущерб и сообщите. Мы Вам все компенсируем».
А представляете – поверить на слово в России… Тут на радостях – для пущей наглядности – сами себе кавардак устроят, чтоб приехали и «новый мир построили». А чего мелочиться?
* * *
От Франкфурта-на-Одере до провинциальной Хойерсверды около часа езды. Нас везут по «отполированной» европейской трассе. Погода портится пуще прежнего, и вот уже вспоминается польское «как из ведра». Тонкий стан дороги с обеих сторон обнимают высокие деревья; ты понимаешь, что природа здесь, конечно, не отличается от умеренной полосы России, – но появляется чувство некой чужой сказки братьев Гримм, где не наши, другие дубы, по которым не ходит пушкинский «кот ученый». Стена дождя навевает тоску, но гладко выбритый асфальт уносит в новый таинственный мир, где нет места сплину.
* * *
Дорога мчит по разным провинциальным городкам, которые, исходя из количества жителей, в России назвали бы деревнями. Вот только на наши деревни они похожи, как зайцы на куниц. Эти домики в ряд, ухоженные улочки, уютные городские площади словно выросли из европейских сказок. Есть во всем этом волшебная камерность, тихая семейная блажь – и все же… Почему все так «слишком правильно»?
* * *
Хойерсверда – небольшой городок, расположенный на реке Шварце-Эльстер в земле Саксония. Еще в девяностых годах прошлого века здесь было 69 тысяч жителей. С падением Берлинской стены и скорым распадом социалистического блока, когда экономика ГДР не выдержала «капитала» ФРГ, многие промышленные предприятия (в частности, буроугольный комбинат Шварце-Пумпе) пришли в упадок, – и на конец 2010-го здесь осталось всего 37 379 горожан.
В городе довольно много лужичан, поэтому официальным языком, помимо немецкого, является лужицкий.
Из провинциальных достопримечательностей – Старая ратуша, рыночная площадь, замок, зоопарк и памятный мемориал советским солдатам, появившийся в новой части города в 2007 году. В Старом Городе узкие улочки, теснота, но неповторимый аромат европейской легенды. Старинные мостовые, ухоженные цветы, невысокие окна. Милостыню просит парень с бородкой и хвостиком, одетый вполне сносно, но с признаками неформала. Парень вполне похож на наших уличных музыкантов, только что-то не играет…
Посещаем место вечного покоя, приютившее немало переселенцев из России. Немецкое кладбище – подобие шахматной доски, где предельно расчерчены все дорожки и мемориалы. Фотографии, цветы, конфеты и уж тем более – поминальные рюмки отсутствуют. Здесь хоронят и урны с прахом: обычно несколько урн расположены вместе, островками среди зеленых «мертвых» улочек. За могилами ухаживают специальные люди. Если организации не платят в течение отведенного срока, на «забытом» месте могут похоронить другого. Ясно, что со свободной землей на немецких кладбищах – проблема.
Здесь похоронен муж второй сестры деда, Нины Николаевны…
Через несколько дней мы пойдем с ней на прогулку подальше от печали, совсем в другую сторону – к дачам у городка. И удивимся, как совершенно свободно растут вблизи города ягоды и грецкие орехи. Наши предприимчивые люди давно бы оборвали все это добро и выставили на продажу. А немцы знают: это дерево – у дороги, а этот кустик – подальше, но глаз радует – и пусть себе растет. Нина Николаевна говорила, что здесь часто можно увидеть белок, но нам тогда не посчастливилось. Застеснялись гостей, попрятались…
Жить в Хойерсверде можно тихо и размеренно. А тем, кто хочет на мир посмотреть и себя показать, рекомендованы большие города. Такие, как Дрезден, административному округу которого Хойерсверда и подчинена.
Там живут двое из троих детей Лилии Николаевны. Он и будет нашим следующим пунктом назначения.
* * *
В Дрездене много русских туристов. Их легко определить не только по знакомой речи, но и по одежде, взглядам, поведению. Только русские группы просят дать им время на фотосессию после рассказа экскурсовода. Многие гиды давно знают эту особенность и сами оставляют с полчаса (!) для свободных прогулок. При этом все наши разбредаются, громко восклицают при виде предмета, достойного восхищения, и обсуждают его.
Лилия Николаевна говорит, что туристы некоторых стран не любят ездить на экскурсии с русскими. В отдельных случаях организаторы туров даже пишут таблички – «Ohne Russen». Мол, богатые россияне ходят по магазинам, набирают модной одежды, а после смотрят на всех с важным видом. Состоятельным необходимо показать свою состоятельность. Кроме того, всем известно, как отдыхают русские в отелях. Обязательно будут «танцы на столе» и пьяные драки. И все же...
Оба сына Лилии Николаевны нашли себе жен в России. Младший (а уехал он «постсоветским» юношей), однажды летом съездив в родную Свердловскую область, просто поразился красоте и нарядам российских женщин. Кстати говоря, он и отсутствует в наш приезд по приятной причине: поехал забирать супругу Катю после экзамена по немецкому языку. В девяностые было проще, Германия принимала всех. В нулевые процедура усложнилась, на экзаменах в консульстве спрашивают строго, а у этнических немцев должны быть официальные доказательства национальной принадлежности. Но русских красавиц все же увозят, как слитки золота, со штампом в паспорте…
Их можно узнать и в толпе дрезденских туристов. Немки редко ходят в юбках и на высоком каблуке, не пользуются яркой косметикой. Обычное явление – черная подводка глаз, спортивный стиль. Обилие пирсингованных девушек-готов, панкуш, рэперш. Конечно, они есть и у нас, – но тут ты чувствуешь, что неформат у себя на родине – в Европе.
За все время пребывания в Германии мы увидели только одну девочку-подростка в темном платье и на шпильках. И то, глядишь, на свидание торопилась. Понятное дело – по каменным мостовым легче прыгать в кроссовках всех цветов и мастей...
…Ну скажите мне, какая немка оденет для поездки в пригород Дрездена – мрачную крепость Кенигштейн – розовые платье с пиджачком и босоножки?
* * *
В гору, к неприступной когда-то саксонской крепости, туристов отвозит забавный цветной паровозик. Лилия Николаевна покупает билеты на проезд, разговаривая с машинистом, не говорит, откуда приехали гости и не просит ничего дополнительного, – но он приносит ей информационный лист о цитадели на русском языке…
То, что ты из России, понятно даже по акценту. И неважно, что ты живешь здесь больше 10 лет. «Нашего» немца видно издалека.
Нина Николаевна, например, вообще не привыкла к западному дизайну в доме, часто берет подобные советским продукты у приезжающего из Котбуса торговца, смотрит наши каналы, где следит за развитием событий очередной мыльной оперы, читает газету «Русская Германия» и вяжет, как истинно русская бабушка, для внуков и знакомых. Правда, в церковь ходит лютеранскую.
Но православной-то здесь и не сыщешь.
* * *
«Российские немцы» (в просторечии «немецкие русские») – это все-таки точное определение. Потому что есть в этих людях и этнические черты, и привычки своей второй родины, которую они получили в наследство от переехавших предков.
Старший сын Лилии Николаевны иногда, конечно, слушает немецкую эстраду, – но часто крутит «Гостей из будущего», «Hi-Fi» (еще с Митей Фоминым) и «Любэ». У младшего сына Нины Николаевны в машине вообще – российская попса 90-тых, большинства исполнителей у нас уже на сцене нет. Его вторая дочка родилась в Германии, она многое не понимает по-русски, – но всегда просит поставить «вот это». Потом смеется от удовольствия и пританцовывает. Потешная...
Днем, во время первой встречи, она спросила у моей тети: «Ты где живешь?». «Я, Лида, далеко живу, в России». А вечером малышка ей и говорит: «Тебе надо идти. Ты далеко живешь»…
* * *
Германия не очень рада открытым «шенгенским» границам с Польшей. Далеко не шикующие поляки ринулись на заработки в восточные немецкие земли, многие занялись спекуляцией, часто угоняют машины.
Но на польской территории дешевле бензин, и сметливые водители ездят на заправки соседей. А еще Польша возвращает в старый добрый социализм. Если вы хотите найти что-нибудь советское – пожалуйте в Польшу. В частности, здесь настоящее «Советское шампанское». То, что сейчас производят у нас, с польским по вкусу, увы, не сравнится.
* * *
Сидим у старшего сына Нины Николаевны, Владимира Вольфа, и его жены – белоруски Валентины.
Рядом – 4-летняя Эвелина. 18-летний Макс пропадает где-то с друзьями. Владимир Викторович начинает рассказывать байки про русских в Германии. Через пару минут понимаешь: его стихия.
- Вот один приезжий парень работал вышибалой-уборщиком в ночном клубе. Однажды к нему привязались четверо хулиганов. Слово за слово, началась драка. Приехавшая полиция изумилась: русский сам всех уложил, немцы у клуба валяются. Так ему и предложили стать инструктором в отделении...
В 2002 году в Германии случилось сильнейшее за последние 200 лет наводнение. Водный вал вышел в Эльбу и понесся к Дрездену. Началось затопление города, знаменитые Цвингер и Земпер-опера стояли в воде. Восточные земли Германии вынесли основной удар стихии. Владимир Викторович вспомнил, что из России сюда были посланы два плавающих вездехода ЗиЛ-4906 из состава поисково-спасательного комплекса «Синяя птица». Эти амфибии очень эффективно использовались для эвакуации жителей из районов затопления. В Европе не нашлось ничего подобного, что вызвало у немцев чувство восхищения и откровенной зависти. Доставшемуся нам советскому наследству нет пока замены и на Родине…
Но особенно понравилась история про «нашу» бабушку, которой внуки подарили видеокамеру. Бабуля, ежедневно дышавшая свежим воздухом в парке, от нечего делать придумала снимать на камеру происходящее. Когда показала внукам свои операторские успехи, запись отправилась в полицию. Ничего не подозревавшая старушка сняла дилера в момент передачи очередной партии наркотиков! На основе отснятого материала в районе устроили облаву и раскрыли сеть поставщиков смерти. А бабуле объявили благодарность.
* * *
Столица, в отличие от солнечного Дрездена, встречает противно-мелким дождем. Больше всего хочется увидеть Рейхстаг, Бранденбургские ворота и Трептов-парк. Всевозможные театры и музеи – на потом. Их опишут еще тысячи раз. О том же, какие чувства боролись друг с другом внутри, не скажут нигде. Они особенные, у каждого – свои. Глядя на Рейхстаг, вспоминаешь советские фотографии у Мавзолея: очередь и в дождь бескрайняя и долгая. А на колоннах, – не считая тех, что внутри здания, – стерта память. И все же проступает кое-где, вырывается наружу Вечность истории: «май 1945», «Победа»… Славно и горько. Потому что гордость и грусть.
А неподалеку – парад цветных мини-машинок. Марки не знаю. Знаю одно: другой мир.
…Думала, буду дико рада, увидев творение Лангханза, Шадова и Шинкеля. Но не испытала особого восторга у Бранденбургских ворот. Зато он был у многочисленных любопытных корейцев. Или японцев…
Нечто невероятное я почувствовала не у квадриги с Викторией, а в Трептове.
Мемориал Красной армии – колоссальная по силе энергия, пронзительная музыка борьбы на пределе. Она звучит в тебе, ты слышишь ее, меняешься с ней, чувствуешь все обостренно… в этой музыке – боль, крик, отчаянье, – но лейтмотивом звучит Преодоление.
* * *
В Берлине каждый продавец знает волшебные русские слова «спасибо», «пожалуйста» и «до свидания». «Великий и могучий» часто слышится за спиной: говорят не только обычные туристы, но и студенты. У последних больше понтов. Чаще всего среди них встречаются будущие юристы.
А в Дрездене, напротив знаменитой монументальной мозаики «Шествие князей», турецкая сувенирная палатка вывесила большую надпись «Мы говорим по-русски». Знаете, на фоне других торговых точек – выигрывает…
Карты, книги-путеводители, кусочки якобы Берлинской стены с магнитиком (историческая драма тоже приносит доход) – немецкого производства. О большинстве прочих приятных мелочей говорят в анекдоте: «В какую бы ты страну ни приехал, сувениры там будут из Китая». Так что экономика Поднебесной и по Германии идет победным маршем. А в бундестаге не прекращаются споры о повышении пенсионного возраста. Некоторые открыто недовольны политикой Меркель, между западными и восточными землями по-прежнему зияет экономическая пропасть. Наших лидеров здесь зовут «Вован и Диман», говорят, что тащат все отсюда, с Запада, а не все тут так прекрасно, как кажется.
Александр из Хойерсверды забирает дочку из детского сада в три часа дня: после трех учреждение закрывается. Тихого часа как такового нет, родители платят организации только за присмотр. Обед и спальные мешки дети приносят с собой: кто хочет, может вздремнуть на полу. Почти там же, где играют другие.
Каждая федеративная земля определяет свои сроки школьных каникул. Думаю, у русских приезжих в голове возникает путаница. Лично я все время забываю, когда выходить на учебу моим многочисленным дальним родственникам.
* * *
Незадолго до нашего приезда у Лилии Николаевны умер любимый кот Вася. «Обыкновенный», беспородный домашний питомец приехал с хозяйкой из России и прожил в Германии целых 13 лет. Фотографии усатого долгожителя мы разглядываем с умилением. Лилия Николаевна вспоминает, как уезжала с семьей и котом на руках, как ей сказали, что за вывоз животного нужно заплатить.
- Ну как я брошу его посреди вокзала? – восклицает она. – Заплатили – и поехал наш Вася с семьей…
А в Германии у кота появился друг – черепаха по имени Отто. Правда, во время урагана она находилась в саду, а потом потерялась. Лилия Николаевна нашла ее в приюте для животных. Стало известно, что принес зверушку сосед по садовому участку (в организации оставляют данные). По закону, теперь Отто надо было выкупить.
- Знает же, что у меня есть черепаха, мог бы мне домой позвонить, отдать, – не перестает удивляться хозяйка. – Но коренной немец лучше отвезет в приемник на окраину города, чем в руки отдаст. Все по правилам…
…Отто хозяйка выкупила на следующий день.
* * *
У немцев, как и у русских, свои причуды. Но чаще всего они относятся к причудам экономии и дохода.
Сад камней Нохтен в 96 км от Хойерсверды – плод фантазии дизайнеров и ботаников, сотворивших из обычного карьера веселый ландшафт с озерами, цветами и оригинальными глыбами. Здесь даже есть свой мини-стоунхендж. И красиво, и прибыльно.
А сколько народу в Парке динозавров, расположенном недалеко от Баутцена!
Франц Грусс начал создавать макеты динозавров из железобетона на своём участке еще в 1978 г. В связи с большим интересом со стороны публики и по просьбе администрации населённого пункта он превратил выставку в общественный парк с 1981 г. Но спустя 9 лет между основателем парка и администрацией деревни возникли разногласия по вопросу распределения прибыли. Так Грусс продолжил создавать скульптуры на своём участке. Автором же новых скульптур в общественном парке стал Томас Штерн, использующий для этого результаты последних исследований в области палеонтологии. С момента основания парка в нём побывало более 5 миллионов посетителей. Не отстает от него и «близнец» Мюнхехаген близ Ганновера…
Пройдет время – и через год после нашего путешествия в Германии откроется еще один мир мезозоя – в районе Нойнкирхен – Саар. Еще один непыльный и успешный бизнес.
Уже известная нам крепость Кенигштайн – Каменный Король – была когда-то одной из самых жутких и таинственных тюрем Германии. Заключенных, умирающих от голодной смерти, видели Петр Великий и Наполеон, которым здесь демонстрировали военную мощь Веттинов. Врагам ни разу не удалось захватить крепость. Сегодня же в Кенигштейне проводят юбилейные банкеты и свадьбы…
Представив этот современный шабаш, решила, что не очень-то приятно танцевать на чьих-то костях. Хотя вид с крепостных стен остается в памяти надолго.
Многие другие «немецкие странности» известны повсеместно. Экономия на воде, сортировка мусорных отходов, личная коляска покупателя в магазине, которую дают «под ключ», зависимость цен в кафе от того, сколько поколений одной семьи им владеет, неприязнь к туркам, но любовь к турецкому донеру, – это уже классика. Правда, счетчики воды пришли и к нам. Только эта система еще не отложилась в отечественных мозгах на уровне ментальности. Даже в Германии – у «русских» немцев старшего поколения.
Для коренных немцев нехарактерны бесцельные вечерние посиделки в доме (клубные тусовки тинэйджеров не в счет). Порой дети, приходя в гости к родителям, приносят с собой еду. Они рано учатся самостоятельности, им стараются помогать только по серьезному поводу. Зато ни один немец не придет без приглашения к другому. Ему обязательно нужно «уведомление». Порой из-за этого случаются казусы, когда двое ждут друг от друга первых шагов и никак не могут состыковаться.
О магазинах – отдельная история. В воскресенье они не работают – не считая булочных, открывающихся на час в 4 утра (для немцев это утро, а не ночь). Кстати, разновидностей вкусных булочек тут великое множество. Как и сосисок. Зато гораздо больше упакованной, нарезанной на куски продукции – сыра, колбасы, мяса, рыбы. Мы подобное берем все-таки реже, предпочитаем целое.
У медицины – свои особенности. Делать уколы, ставить капельницы разрешено только доктору. Медсестры больше похожи на сиделок, которые тоже делятся на «подвиды». Купить даже простейшее лекарство без рецепта невозможно. Запись на прием может тянуться неделями. Зато легко взять больничный дня на три. Первое, что вас спрашивает врач: «Что вы едите?». И тут же исключает из рациона свинину. Вообще, все беды – в швайне.
В магазинах одежды и обуви не принято прогуливаться, разглядывая и примеряя. Если зашел – надо купить хотя бы то, что более-менее подходит. Однако в Восточной Германии продавцы привыкли, что многие русские игнорируют это негласное правило.
Неприятно удивил один магазин из компании наших «тысячи мелочей». Увидела довольно неприличные открытки мужчин и женщин, на которых красовались синонимы одних и тех же пикантных слов в два столбца: в романтическом и вульгарном стилях. Видимо, немецкий юмор. Но мне показалось – даже не эротика. Этакий зародыш порнографии.
У нас, конечно, есть «веселые» открытки, – но в них, как правило, рисунки, а не фото, и намеки, а не сальности в лоб.
Наверно, в силу того же юмора немецкая комедия для русских в лучшем случае – мелодрама.
* * *
Все три младшие сестры деда – Валентина, Нина и Лилия – выехали в Германию со своими семьями в девяностые годы.
Российских немцев власти селили на территории бывшей ГДР. Но старшая дочь Валентины, Лиля, которая жила в Казахстане и приехала самой первой, самостоятельно отправилась с семьей в Западную Германию, где для приезжих не предоставлялось никаких льгот. За ней потянулись родители и семья младшая сестры Нины. Правда, брат Коля остался с женой и детьми в России.
Сегодня Нина Кляузер живет в Кельне, а Лилия Конрадий – в Падерборне. К ним мы и отправились через всю Германию, с Востока на Запад.
Проезжая величественный Дрезден, ярмарочный Лейпциг, студенческий Галле, многоликий Ганновер и пару-тройку иных небольших городов, любовались десятками синхронно работающих ветряных станций, стремительному полету по чудесной ровной дороге, красным песчаникам, причудливым карьерам, вечерним огням химического завода. Удивлялись аккуратным и умно устроенным «домикам неизвестного архитектора», расположенным не у самой трассы, а словно спрятанных по немецкой тактичности… К белому коттеджу Лили и Александра мы приехали заполночь.
Нас ждали радушные хозяин и хозяйка, старшая дочь Алла со своей семьей и младшая Нелли, выпускница колледжа. Чуть погодя прибыли Валентина Николаевна и семейство Кляузер. А утром ожидалось возвращение средней дочери Лили Конрадий, Лены, – из свадебного путешествия в Египет.
Еще на старых семейных фотографиях мне казалось, что Лиля Ивановна светится добротой, – но такой сердечности я не предполагала. От белокурой хозяйки дома исходили невероятное спокойствие, тепло и искренность.
А ее сестра была энергична, разговорчива и весела. Все, кроме малышей Аллы и школьницы Нелли, хорошо говорили по-русски. Нелли родилась в Германии, Россию не знала, но язык начинала учить. Для себя. Потому что в колледже изучают английский, французский и испанский. Последний не самый легкий. Впрочем, как и русский. Наша грамматика для Нелли – крепкий орешек.
Мужья Аллы и Лены тоже приехали из России. Только Андреас – маленьким мальчиком, а Костя – подростком. Чем раньше переезжаешь в другую страну, тем меньше в тебе русской ментальности.
* * *
* * *
На фоне ночных воспоминаний в телеэфире бушевали оголенные нервы Лепса и грузинский темперамент Меладзе. «Обернитесь» – просили они неизвестную даму. На мгновение почудилось, что ею была сама История…
Спать мы все-таки легли, – поднявшись по крутой лестнице, в комнату под самой крышей. Здесь с нами говорили звезды. Шептали о чем-то загадочном, печальном и прекрасном. Здесь, пожалуй, впервые стало понятно, что это и есть – Запад.
А днем все смотрели какой-то познавательный фильм про Кельнский собор и… вспоминали отъезд из России. Как огрубел разграбленный народ в больные годы ельцинского краха, как косились на крепкие немецкие дома в Казахстане, как было тяжело в Германии в первые годы…
«Мы просто хотели мирно жить и честно работать», «Оставили, бросили все. Ехали, сами не зная куда…», «Опять начинали с нуля», «Если бы вернули республику немцев Поволжья… дали спокойно зарабатывать… мы бы уехали из Казахстана в Россию».
В этих словах я не услышала фальши. Их сказали от сердца, в семейной беседе. Имею ли право отдавать их равнодушной бумаге? Не знаю. Но хочу отдать дань памяти семейной истории – немцам, назвавшим Россию своей Родиной 150 лет назад.
* * *
Неизвестно, что будет по приезду в нерациональную Россию из рациональной Германии, но сердце говорит, что в любом предприятии нужно идти до конца. На каких бы виражах ни приходилось бывать в учебе, профессии, делах амурных. «Взялся за гуж – не говорили, что дюж», – повторяют славяне. «Время выиграно – все выиграно», – это уже немцы.
Все это тысячу раз будет верно. Но иногда берешь гуж по долгу, а не по желанию, а время, словно песок, утекает сквозь пальцы…
И все же – решение принято. Правда обретена.
Душу отвела – и возвращаюсь к тебе, Россия.
* * *
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
В документах, полученных в Германии, указано, что род Штейнингер имеет немецкие (Бавария), французские (Эльзас) и венгерские корни. В 1860 году прусский король, будущий император Вильгельм I, инициировал военную реформу. В 1862 году, когда канцлером стал Отто фон Бисмарк, баварцы покинули родину и были приняты в российское подданство.
Так в Россию пришли немцы Штейнингер, Миллер, Блох, Кублер, Фрэй, Вэллауэр, Мельман. Учителя, секретари, а позже – инженеры различных отраслей, операторы ПЭВМ. Прадед Николай Альбертович даже играл в костеле на органе.
Мой дед Николай Николаевич родился в Ново-Николаевском районе Запорожской области.
Когда началась Вторая мировая, ему было 10 лет. Новым домом стал поселок (с 1956 – город) Волчанск Свердловской области.
В провинциальный город Белебей республики Башкортостан он приехал к дяде, учиться на электромонтера в сельскохозяйственном техникуме, встретил здесь мою бабушку – и остался навсегда. Получил в Самаре специальность «инженер-строитель». Постоянно читал и технические, и гуманитарные научные книги, газеты, следил за политическими новостями, комментировал события, издания. Порой был слишком прямым, никогда не брал чужое. Кредо – честность, ответственность, образованность и… доброта. Да, о немцах принято говорить, как о людях, лишенных чувства юмора и мягкости, – но это к деду не относилось.
Откройте заметки путешественников – и там и тут вам скажут, что Бавария и Пруссия – две разные Германии, антагонисты, которые несколько веков боролись за власть. Берлин – военная муштра, имперский пафос, знаменитый на весь мир «лающий», резкий немецкий говор. Мюнхен – большее, чем у пруссаков, стремление к уюту и общению, более мягкий, южный диалект, музыкальность и самоирония.
Не случайно уроженец Гессена и житель Тюрингии Иоганн Вольфганг фон Гете отмечал, что «баварец по своей природе добродушен»...
Добродушные мои русские немцы! Увы, судьба не вернула вас туда, откуда род пришли в Россию. Но вы все равно особенно любите вайсвурст – белые баварские сосиски…
Кристина Андрианова, г. Уфа
Фото: архив автора
Обсудить статью: здесь
* Впервые опубликовано в еженедельнике "Истоки"
