"И, неся крест свой, Он вышел на место, называемое Лобное, по-еврейски Голгофа". (Библия. Евангелие от Иоанна. Глава 19, стих 17)
Впервые я узнал о Николае Петровиче Резанове из короткого сюжета, показанного по телевидению в программе новостей «Время» в 1982 году, в котором говорилось о постановке в театре имени Ленинского комсомола («Ленкоме») музыкального спектакля ««Юнона» и «Авось»» по одноимённой поэме Андрея Вознесенского.
И поэма, и спектакль рассказывали о романтической любви русского путешественника Николая Резанова, волею судьбы занесённого в начале XIX века в захолустную провинцию тогдашней Мексики город Сан-Франциско, и дочери местного коменданта юной Кончитты. Тогда эта история меня не заинтересовала. Через некоторое время телевидение показало спектакль полностью, что опять же не вызвало у меня особых эмоций и интереса.
Прошло больше десяти лет. Я стал старше, жизнь в стране резко изменилась, причём не в лучшую сторону, рухнули одни идеалы, стали навязываться новые. Всё это заставило меня, как и многих других жителей России, обратиться к своим корням, к истории своей Родины, дабы попытаться обрести там духовную опору, лучше понять происходящее. И в это время произошла моя новая «встреча» с Резановым.
Однажды где-то в середине девяностых годов прошлого теперь уже века, на прилавке книжного магазина я увидел книгу с названием «Командор». На обложке был портрет человека в мундире начала XIX века с алой лентой ордена Святой Анны через плечо и с орденом Святого Иоанна Иерусалимского на шее; были также изображены эфес шпаги и гусиное перо.
Я заинтересовался, взял книгу в руки, открыл её и прочитал, что рассказывает она о начальнике первой русской кругосветной экспедиции, отправившейся в 1803 году из Кронштадта на судах «Надежда» и «Нева», Николае Петровиче Резанове.
Меня это удивило, ибо я с детства знал, что экспедицией руководил Иван Фёдорович Крузенштерн. Ещё больше я удивился, узнав, что Резанов умер и похоронен в самом центре России в Красноярске, городе, где я родился, много раз бывал, но никогда ничего не слышал об этом человеке. И что за странное для России звание – командор?
В 2000 году после долгого перерыва я со своей двенадцатилетней дочерью приехал на мою малую родину. Здесь, в Красноярске, на старинном Троицком кладбище покоятся родители моей матери, мои бабушка и дедушка – простые сибирские крестьяне, в тридцатые годы двадцатого века переехавшие из деревни в город.
Спустя двадцать с лишним лет после последнего посещения кладбища я долго не мог найти могилу своих родных, и тут случай свёл меня с удивительной женщиной, посвятившей себя изучению и сохранению этого старого кладбища, где покоится прах многих людей, вошедших в историю города, края, Сибири.
Мы разговорились. Она помогла мне найти могилу бабушки и дедушки, а затем рассказала, что здесь же на Троицком кладбище в каких-нибудь ста метрах от захоронения моих родных находится могила начальника первой русской кругосветной экспедиции Николая Петровича Резанова.
Ольга Павловна (так звали эту женщину) показала мне его могилу с установленным на ней памятником – крестом из белого мрамора, а на прощание подарила свою небольшую книжечку «Тайна командора», посвящённую поискам места захоронения путешественника.
А в витринах красноярских магазинов смотрел на меня с коробок конфет «Командор» и с бутылочных этикеток водки «Командор» известный мне по обложке книги портрет человека в мундире начала XIX века с алой «аннинской» лентой через плечо и с орденом Святого Иоанна Иерусалимского на шее. Таким, вот, отнюдь не романтическим, но надёжным в России образом Резанов входил в жизнь моих земляков.
Я же открыл для себя не только удивительную судьбу этого человека, но и множество интереснейших фактов и загадок из истории первой русской кругосветной экспедиции. Узнал я, и откуда появилось странное для России звание – командор.
Ещё лет за тридцать до начала первого крестового похода (по некоторым источникам, это произошло гораздо раньше – во времена правления римского императора Константина, сделавшего христианство государственной религией Римской империи) в Иерусалиме был основан странноприимный дом (госпиталь) для христианских паломников, посещавших Гроб Господень и другие святые места Палестины, связанные с именем Иисуса Христа.
Вскоре странноприимный дом превратился в монастырь, располагавший больницей, в которой монахи оказывали паломникам медицинскую помощь. Небесным покровителем монастыря и монашеской общины стал считаться святой Иоанн Иерусалимский (библейский Иоанн Креститель), а монахов стали называть иоаннитами или госпитальерами.
После начала первого крестового похода и взятия крестоносцами Иерусалима маленькая община монахов получила в 1113 году новый статус, став духовно-рыцарским орденом Святого Иоанна Иерусалимского. Члены ордена стали носить подобное одежде Иоанна Крестителя длинное чёрное платье из шерсти с нашитым на него белым восьмиконечным крестом. Впрочем, идя в бой они надевали одежду красного цвета, но крест всё равно белел на их груди.
Вновь основанному братству монахов-рыцарей предстояла долгая, временами славная, а временами и нет, история, неоконченная и поныне. Сначала орден принимал участие во всех войнах с мусульманами, ведшихся государствами, основанными крестоносцами в Палестине и Сирии. После падения этих государств перебрался на остров Кипр, где находился двадцать лет, а затем захватил остров Родос, который скоро стал самым восточным форпостом христиан на Средиземном море, но в 1523 году после почти семидесяти пяти лет непрерывных войн с турками рыцари-иоанниты вынуждены были его оставить навсегда. Лишь в 1530 году они вновь обрели своё государство, когда император Священной Римской империи Карл V пожаловал ордену Святого Иоанна Иерусалимского остров Мальту, и с той поры орден вошёл в историю как Мальтийский. Под этим названием он известен большинству людей и поныне.
Великий магистр ордена Жан Паризо де Ла-Валетт построил новый город, названный в его честь Ла-Валеттой и с 1571 года по настоящее время являющийся столицей Мальты.
Мальтийский орден обладал огромными владениями по всей Европе и для удобства управления ими имел простую и строгую структуру. Он делился по национальному признаку на восемь «языков» или «наций», составлявших «великое приорство», которое делилось на несколько «приорств», состоявших в свою очередь из «командорств», объединённых в судебные округа – «бальяжи». Управляющие командорств именовались «командорами». Ниже рангом были рядовые рыцари или кавалеры.
Более двух с половиной веков благоденствовал орден на Мальте, пока в Европе не разразилась страшная гроза – Великая французская революция. В 1792 году она лишила мальтийских рыцарей всех прав и всего имущества во Франции, а в 1798 году морской десант французов под командованием молодого генерала Бонапарта захватил и саму Мальту, навсегда уничтожив государство монахов-рыцарей.
И тут произошло неожиданное событие…
Ища и не находя поддержки у католических государей Европы, рыцари-иоанниты выбрали Великим Магистром (главой) католического ордена православного Российского императора Павла I, который издал высочайший манифест «Об установлении в пользу российского дворянства ордена Св. Иоанна Иерусалимского» и повелел добавить к полному титулу императора всероссийского слова : «…и Великий Магистр Ордена Св. Иоанна Иерусалимского».
В России было создано православное приорство в составе 98 командорств, а знак ордена, восьмиконечный белый эмалевый крест на чёрной муаровой ленте, разделённый на разные степени (донатский, кавалерский, командорский, большой…) стал одним из высших орденов Российской империи, и среди русской аристократии пошла даже мода быть кавалером или командором древнего ордена.
Был высочайше пожалован в командоры Ордена Святого Иоанна Иерусалимского и Николай Петрович Резанов, и командорский мальтийский крест украсил его шею.
Что мы знаем о нём? Да не так уж и много. Его краткая биография приведена в той самой изданной в Красноярске книге «Командор», и сейчас я попытаюсь изложить её ещё короче.
Родился Николай Петрович Резанов в обедневшей дворянской семье 28 марта 1764 года в Петербурге. Через некоторое время его отец назначается председателем гражданской палаты губернского суда в Иркутске – тогдашней столице Восточной Сибири, включавшей в себя территории от Енисея до Тихого океана. Возможно, что уже в детстве Николай Петрович познакомился с Сибирью и её жителями, в том числе с сибирскими купцами и промышленниками.
Семья Резановых дружила с Гаврилой Романовичем Державиным, и эта дружба помогла Николаю Петровичу сделать блестящую карьеру государственного деятеля.
Как следует из письма Г.Р. Державину самого Николая, он уже в одиннадцатилетнем возрасте числился в привилегированном лейб-гвардии Измайловском полку и мечтал перевестись в ещё более привилегированный лейб-гвардии Преображенский полк к служившему там в это время Державину. Вряд ли Резанов на самом деле служил в армии: вероятнее всего, он, как тогда практиковалось, был просто записан в полк, возможно, ни разу не побывав в нём.
Как бы то ни было, спустя какое-то время он оставляет военную службу и поступает асессором в Псковскую палату гражданского суда, через несколько лет переводится в казённую палату в Санкт-Петербурге, а затем получает место правителя канцелярии вице-президента адмиралтейств-коллегии графа Чернышова.
Этот служебный рост свидетельствует не только о деловых качествах молодого человека, но и о чьей-то достаточно мощной поддержке его. Для обычного чиновника не из дворян или из провинциальных незнатных дворян такие «прыжки» по служебной лестнице «через две ступеньки» были маловероятны, и, начав службу с низшего 14-го класса в «Табели о рангах», иной мог дорасти до «асессора» (должности) и до «коллежского асессора» (чина, дававшего право на потомственное дворянство) лишь к старости. Ситуация же с нашим героем совсем другая.
В 1791 году он становится правителем канцелярии старого друга семьи поэта Г.Р.Державина, назначенного «секретарём для доклада по сенатским мемориям» при Екатерине II, что открывает ему двери кабинетов и домов самых высокопоставленных вельмож. Иногда даже ему приходится выполнять личные поручения императрицы, что ещё более ускоряет карьеру молодого человека, а вскоре он попадает в окружение всесильного фаворита императрицы Платона Зубова, который, опасаясь возможной замены себя в «должности» фаворита государыни молодым красавцем, под благовидным предлогом избавляется от Резанова, отправив его в Иркутск инспектировать деятельность компании купца Г.И. Шелихова, который претендовал на монопольное право заниматься пушным промыслом у тихоокеанского побережья России.
Здесь в Иркутске в 1795 году тридцатилетний Николай Петрович Резанов женится на пятнадцатилетней дочери Шелихова Анне, получая таким образом право на участие в делах семейной компании. Это, вероятно, был брак и по любви (Столичный красавец с прекрасным образованием и светскими манерами просто не мог не поразить сердце девушки из далёкой глухой провинци.), и по обоюдовыгодному расчёту: не очень богатый жених становился фактическим совладельцем огромного капитала, а невеста из купеческой семьи и дети от этого брака получали родовой герб и все привилегии российского дворянства.
Через полгода после бракосочетания дочери Григорий Иванович Шелихов неожиданно умирает в возрасте сорока семи лет и его капитал делится между наследниками. Николай Петрович, став одним из них, прилагает все свои силы, используя влияние и связи в Петербурге, к созданию на Тихом океане мощной единой российской компании.
В 1797 году Резанов становится секретарём, затем обер-секретарём Сената, а вскоре император Павел I, сменивший умершую в 1796 году Екатерину II, подписывает указ о создании на основе компаний Шелихова и других сибирских купцов единой Российско-Американской компании, главное управление которой переводится из Иркутска в Петербург, а «уполномоченным корреспондентом» назначается Николай Петрович Резанов. Теперь он государственный вельможа и предприниматель одновременно. Кажется, есть всё для счастливой жизни: положение в обществе, богатство, молодая жена – можно только позавидовать.
Но, видимо, зависти вокруг оказалось слишком много, и была она такой чёрной, что в судьбе нашего героя начинается полоса потрясений и неудач, которые в скором времени и свели его в могилу.
В 1802 году при рождении второго ребёнка, дочери Ольги (Первенец, сын Пётр, родился годом раньше.), умирает его жена, Анна Григорьевна. Резанов подавлен и безутешен, и в это время новый император, Александр I, предлагает ему, уже обер-прокурору Сената, принять участие в готовящейся первой русской морской кругосветной экспедиции, в ранге «Чрезвычайного Посланника и Полномочного министра» возглавить миссию для установления торговых отношений России с Японией, а заодно развеяться. Резанов с радостью согласился и начал активно готовиться к путешествию. Но знал бы он, какие испытания ждут его впереди…
26-го июля (ст. ст.) 1803 года суда «Надежда» и «Нева» вышли из Кронштадта, чтобы, пройдя через Атлантический и Тихий океаны, достигнуть Камчатки, Японии и Аляски, а затем через Индийский и Атлантический океаны вернуться домой, совершив первое в истории российского флота кругосветное путешествие.
Начальником экспедиции обычно называется И.Ф. Крузенштерн, однако это верно лишь отчасти, и к этому мы ещё вернёмся. Целью же экспедиции была доставка различных припасов в русские колонии на Аляске и инспекция положения в них. Также на судах находилась миссия для установления дипломатических и торговых связей с Японией.
На «Надежде» кроме Николая Петровича Резанова, капитана Ивана Фёдоровича Крузенштерна и 52 человек команды, в числе которых был и будущий первооткрыватель Антарктиды Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен, уходили в плавание естествоиспытатели Тилезиус и Лансдорф, астроном Горнер, живописец Курляндцев, доктор Брыкин, приказчик Российско-Американской компании Шемелин; лица из свиты Резанова – «кавалеры посольства»: майор Фридерици, гвардии подпоручик Толстой, надворный советник Фоссе; а также сержант артиллерии Раевский и кадеты Сухопутного кадетского корпуса Отто и Мориц Коцебу, мачеха которых была сестрой Крузенштерна.
На «Неве», капитаном которой был Юрий Фёдорович Лисянский, отправлялись в путь 45 человек команды, врач, иеромонах Гедеон и приказчик русско-американской компании Коробицын.
На судах находилось также несколько японцев, попавших в кораблекрушение у русских берегов и теперь кружным путём возвращаемых на родину. Одного из них, знавшего достаточно хорошо русский язык и принявшего православие предполагалось использовать в качестве переводчика при посещении Японии.
А теперь вернёмся к вопросу о том, кто же возглавлял экспедицию, ибо, по мнению авторов некоторых публикаций, именно это явилось яблоком раздора между Резановым и Крузенштерном. В уже упомянутой мною книге-антологии «Командор» приведён документ, подписанный императором Александром I и датированный 10-м июля 1803 года, отрывок из которого необходимо привести здесь, чтобы было понятно дальнейшее развитие событий:
"Инструкция, данная действительному камергеру Резанову. Государь император, всемилостивейше назнача посланником ко двору японскому, на каковой предмет Ваше превосходительство снабдены уже особую инструкциею, распространяет ещё более монаршую к Вам доверенность, возлагая на Вас исполнение и прочих частей, кои в нижеследующих статьях объявлены будут…
Корабли «Надежда» и «Нева», в Америку отправляемые, имеют главным предметом торговлю Российско-Американской компании, от которой они на собственный счёт её куплены, вооружены и снабдены приличным грузом; Его Императорское Величество, покровительствуя торговле, повелел снабдить компанию офицерами и матросами, а, наконец, отправя при сём случае японскую миссию, благоволит один из кораблей, на коем помещена будет миссия, принять на счёт короны…; сии оба судна с офицерами и служителями, в службе компании находящимися, поручаются начальству Вашему.
Предоставляя флота г-м капитан-лейтенантам Крузенштерну и Лисянскому во всё время вояжа Вашего командование судами и морскими служителями яко частию, от собственного их искусства и сведения зависящею, и поручая начальствование из них первому, имеете Вы с Вашей стороны обще с г-ном Крузенштерном наблюдать, чтоб вход в порты был не иначе, как по совершенной необходимости, и стараться, чтоб всё споспешествовало сколько к должному сохранению экипажа, столько и к скорейшему достижению цели, Вам предназначенной".
Как видно из этой инструкции, верховное началие над экспедицией поручалось именно Резанову, но более неудачного решения, на мой взгляд, нельзя было придумать, ибо поставило всю экспедицию на грань срыва.
Почему я так считаю? Попытаюсь ответить на этот вопрос, но сначала процитирую авторский текст составителей книги «Командор»:
«Александр I утвердил инструкцию, блестяще подготовленную министром коммерции. Она подробно и полно отражала цели и задачи экспедиции.
26 июля началось первое кругосветное плавание. Крузенштерн начал искать повод для ссоры. Резанову пришлось вынести оскорбления не только от командира корабля, но и от младших офицеров, в том числе даже от кавалера посольства графа Толстого. Половину пути Резанов провёл, запершись в каюте. По прибытии в Петропавловск, Резанов попросил расследовать это дело и наказать виновных».
Далее в книге можно найти, что ненависть Крузенштерна к Резанову проистекала главным образом из ревности к славе начальника первой русской кругосветной экспедиции. Быть может, отчасти так оно и было, но лишь отчасти, и сводить всё к этому не стоит. Не надо также, читая про кавалера посольства графа Толстого, представлять себе мудрого старца с седой бородой, пашущего землю своим крестьянам или обучающего крестьянских детей. Толстой, участник экспедиции, заслуживает отдельного подробного рассказа, поскольку не будь его, вся эта история могла бы иметь более счастливый конец.
А сейчас попытаемся объективно оценить ситуацию, сложившуюся с руководством экспедиции.
Итак, двум судам предстоит совершить кругосветное путешествие, проведя в открытом море не один месяц, пройти три океана, побывать на четырёх континентах, обогнуть страшный для моряков мыс Горн. Удача похода, да и сама жизнь его участников почти полностью зависит от искусства и опыта капитанов.
Капитан на судне (корабле) отвечает за всё: за выполнение поставленной задачи, за сохранность судна и грузов, за порядок на судне и за действия команды, наконец, за самою жизнь экипажа и пассажиров. Ему не на кого переложить ответственность ни при каких обстоятельствах. Соответственно, велики и его права: он на судне бог и царь, он представляет государство, чей флаг несёт судно, ему решать, каким курсом лучше идти, какие паруса ставить, встретить шторм в море или укрыться в порту, он вправе судить и карать любого, чьи действия угрожают безопасности вверенных ему судна и людей. Слово капитана – закон: в море нет времени для дебатов, потому что часто цена мгновения – жизнь.
В какой же ситуации оказался Крузенштерн? Он несёт ответственность за успешное плавание и возвращение домой двух судов: в случае неудачи отвечать ему, капитан-лейтенанту. Однако он не хозяин даже на собственном судне, ибо здесь находится другой человек, причём в генеральском чине (чин действительного камергера был 4-го класса в «Табели о рангах», что соответствовало чину генерал-майора), которому предписано осуществлять руководство, с которым приходится согласовывать все более или менее важные вопросы, у которого хранятся деньги на расходы экспедиции. Причём этот человек не только не профессиональный моряк, но и, вообще, первый раз в море.
А Крузенштерн и Лисянский опытные моряки, оба, кроме прочего, по шесть лет прослужили в английском флоте, где капитан чуть ли не выше Бога, побывали в трёх океанах и на разных континентах, участвовали в морских боях, Лисянский, например, за 18 морских кампаний был награждён орденом Святого Георгия 4-й степени (Было тогда такое положение, так как по своей трудности подобная служба приравнивалась к подвигу.). И вот, над ними в море начальником сухопутный штатский человек, придворный вельможа, никогда не видевший моря.
Есть чем ущемить самолюбие двух капитанов. Представим лишь на минуту, что экспедицию возглавил бы не Резанов, а его современник Фёдор Фёдорович Ушаков, и вряд ли бы Крузенштерн, каким бы плохим ни был его характер, попытался бы оспаривать старшинство прославленного адмирала, да и кто из команды поддержал бы его в этом.
Понимал ли это сам Николай Петрович? Безусловно! «Уже по выходе из Кронштадта чуткий ум Резанова сразу заметил щекотливость своего положения, будучи поставлен во главе экспедиции, командование которой, в виду Высочайшей воли о японском посольстве, было отнято у обоих командиров. Он был бельмом на глазу у обоих лейтенантов, и это чувство, очевидно, должно было лечь в основание будущих отношений.
Умный, образованный, тактичный, по природе крайне деликатный, Резанов тщательно старался избегать всего, что могло бы каким-нибудь образом затронуть самолюбие их как командиров и военных и держался в этом смысле на «Надежде» как простой пассажир, отдавая дань уважения уму и способности Крузенштерна как опытного морского офицера», - так об этом говорится в статье К.Военского, напечатанной в журнале «Русская старина» в 1895 году и включённой в книгу «Командор».
Так что назначение Резанова начальником кругосветной морской экспедиции было с этой точки зрения большой ошибкой. Первой из многих ошибок.
Второй ошибкой было то, что начальник экспедиции не был, как это принято в армии, на флоте, да и во многих гражданских учреждениях, представлен командам судов. Произошло то, что называют «келейностью» назначения. Да, да! Именно так! Команды твёрдо не знали, кто их начальник, и об этом пишет сам Резанов, рассказывая о событии (почти бунте), произошедшем 25 апреля 1804 года в Тихом океане, и поведении Крузенштерна:
«Извольте идти и нести ваши инструкции, кричал он, оба корабля в неизвестности о начальстве, и я не знаю, что делать» (И это спустя девять месяцев после отправления судов из России! В другом месте Резанов напишет, что он давал инструкции Крузенштерну лично в руки ещё в Кронштадте, а вот читал ли последний их, то Резанову неизвестно.).
Демонстрация Резановым инструкций с царской подписью произвела обратный результат:
«…Прочтя им высочайшее поручение начальства, услышал хохот и вопросы, кто подписал? Я отвечал: «Государь ваш, Александр». – «Да кто писал?» – «Не знаю», – сказал я. – «То-то не знаю, кричал Лисянский, мы хотим знать, кто писал, а подписать то знаем, что он всё подпишет», а лейтенант Ратманов кричал, намекая на бытность Резанова обер-прокурором Сената, что «…ещё он прокурор, а не знает законов, что где объявляет указы», а затем добавил, «ругаясь по-матерну»: «Его скота заколотить в каюту».
Как видно, вопрос был гораздо более серьёзный, чем просто делёж славы между Резановым и Крузенштерном, причём выявилось отношение офицеров не только к Резанову, но и к царю Александру I. Из фразы Лисянского следует полное неуважение морских офицеров к царю; уже сама эта фраза была страшной крамолой, в другое время грозившая серьёзным наказанием. Что это, в горячности оброненное слово, о котором потом человек жалеет, или же случайно вырвавшееся наружу хорошо скрываемое до этого убеждение?
Почему почти все офицеры, а не только Крузенштерн, выступили против Резанова? Это ведь был, по сути, бунт не только против Резанова, а и против того, кто его назначил начальником экспедиции. Что это, случайный нервный срыв людей, утомлённых тяжёлым путешествием, или же мы имеем дело с броненосцем «Потёмкиным» начала XIX века? У меня нет ответов на эти вопросы, и я могу только предполагать, что же привело к столь сильному взрыву эмоций моряков.
Вообще, ситуация на судах была очень непростая, и будет неправильным оценивать её опираясь на свидетельства лишь Резанова или Крузенштерна, которые отнюдь не стремились к огласке многих происшествий в силу своей ответственности за поддержание порядка в экспедиции.
А на судах, помимо недостатка продуктов и болезней непривычных к судовой жизни людей, ещё творилось, если сказать простым русским языком, чёрт знает что!
Ну, вот и настало время познакомиться поближе с «кавалером посольства графом Толстым», которому великий русский писатель Лев Николаевич Толстой приходился двоюродным племянником, и для начала я предоставлю слово людям, хорошо знавшим Фёдора Ивановича Толстого, прозванного «Американцем», его современникам.
Итак, первая характеристика:
«Ночной разбойник, дуэлист,
В Камчатку сослан был, вернулся алеутом,
И крепко на руку нечист:
Да, умный человек не может быть не плутом».
Что-то знакомое? Да, конечно же, это из «Горя от ума» Александра Сергеевича Грибоедова.
А теперь, вторая характеристика:
«В жизни мрачной и презренной
Был он долго погружён,
Долго все концы вселенной
Осквернял развратом он.
Но, исправясь понемногу,
Он загладил свой позор,
И теперь он, – слава Богу –
Только что картёжный вор».
Что это? А это эпиграмма на Ф.И. Толстого Александра Сергеевича Пушкина. А вот описание встречи с этим человеком на почтовой станции во время, когда кругосветная экспедиция ещё не завершилась, сделанное Филиппом Филипповичем Вигелем – автором интересных мемуаров о русском обществе начала XIX века:
«Это был граф Фёдор Иванович Толстой, доселе столь известный под именем Американца. Он делал путешествие вокруг света с Крузенштерном и Резановым, со всеми перессорился, всех перессорил, как опасный человек был высажен на берег в Камчатке и сухим путём возвращался в Петербург. Чего про него не рассказывали! …Природа на голове его круто завила густые чёрные волосы; глаза его, вероятно, от жара и пыли покрасневшие, нам показались налитыми кровью, почти же меланхолический его взгляд и самый тихий говор его настращённым моим товарищам казался омутом… Он пробыл с нами недолго, говорил всё обыкновенное, но самою речь вёл так умно, что мне внутренне было жаль, зачем он от нас, а не с нами едет».
А вот и характеристика Толстому, данная самим Резановым:
«Крузенштерн взял себе в товарищи гвардии подпоручика Толстого, человека без всяких правил и не чтущего ни Бога, ни власти от него поставленной. Сей развращённый молодой человек производит всякий день ссоры, оскорбляет всех, беспрестанно сквернословит и ругает меня без пощады – и вот положение, в которое ввергло меня беспредельное моё к службе усердие».
Вот таким нехорошим, даже страшным, но, безусловно, умным представлялся Фёдор Иванович своим современникам. Нас же здесь, прежде всего, интересует упоминание о пребывании его в кругосветной экспедиции и о его там поведении.
Но всё-таки хотелось бы узнать об этом поподробнее, чтобы точнее понять его роль в создании той невыносимой обстановки, в которой оказался Резанов, и для этого мы обратимся сейчас к небольшой книжке о Толстом Американце, написанной Сергеем Львовичем Толстым, сыном великого писателя. В этой книжке собраны редкие материалы, в том числе рассказы о Фёдоре Ивановиче его родственников. И сейчас я приведу, взятый из этой книжки рассказ М.Ф. Каменской о «художествах» своего двоюродного дяди, которому в 1803 году был всего лишь двадцать один год:
«На корабле Фёдор Иванович придумывал непозволительные шалости. Сначала Крузенштерн смотрел на них сквозь пальцы, но потом пришлось сажать его под арест. Но за каждое наказание он платил начальству новыми выходками, он перессорил всех офицеров и матросов, да как перессорил! Хоть сейчас же на ножи! Всякую минуту могло произойти несчастье, а Фёдор Иванович потирал себе руки.
Старичок корабельный священник был слаб на вино. Фёдор Иванович напоил его до сложения риз и, когда священник как мёртвый лежал на палубе, припечатал его бороду сургучом к полу казённой печатью, украденной у Крузенштерна. Припечатал и сидел над ним; а когда священник проснулся и хотел приподняться, Фёдор Иванович крикнул: «Лежи, не смей! Видишь, казённая печать!». Пришлось бороду подстричь под самый подбородок.
На корабле был ловкий, умный и переимчивый орангутанг. Раз, когда Крузенштерн отплыл на катере куда-то на берег, Толстой затащил орангутанга в его каюту, открыл тетради с его записками, положил их на стол, сверху положил лист чистой бумаги и на глазах обезьяны стал марать и поливать чернилами белый лист. Обезьяна внимательно смотрела. Тогда Фёдор Иванович снял с записок замазанный лист, положил его себе в карман и вышел из каюты. Орангутанг, оставшись один, так усердно стал подражать Фёдору Ивановичу, что уничтожил все записи Крузенштерна».
Ну, что тут можно сказать!.. Разве только задаться вопросом, не читали ли это авторы известной советской комедии «Полосатый рейс», сочиняя сценарий.
Но вряд ли от этого было весело Крузенштерну, ведущему корабли в открытом океане, и можно представить его реакцию на подобные выходки. Но что он мог поделать: Толстой не подчинялся ему, поскольку был в свите Резанова. Понятно, что отношения Крузенштерна к Резанову это не улучшало, хотя и Николай Петрович вряд ли был в состоянии обуздать хулигана, навязанного (Кем именно?) ему в подчинение. Непонятно другое: что в свете всего этого означает фраза Резанова: «Крузенштерн взял себе в товарищи гвардии подпоручика Толстого»? О каком тут «товариществе» идёт речь!? Ещё одна загадка…
Вообще-то, сначала в свите Резанова должен был быть другой Фёдор Толстой – Фёдор Петрович, ставший впоследствии известным художником, профессором и вице-президентом Академии художеств, воспоминания дочери которого, М.Ф. Каменской, я только что цитировал, но он не выносил морской качки и отказался идти вокруг света. Тогда влиятельный род Толстых решил отправить подальше от России Фёдора Ивановича, которому за дуэли (за свою жизнь Ф.И. Толстой, как считается, убил на дуэлях одиннадцать человек) и прочие скандальные дела грозило суровое наказание. Кипучая натура его требовала деятельности в условиях вынужденного безделья на судне, и началось…
По одним сведениям от Фёдора Ивановича Толстого удалось избавиться на Камчатке (в пользу этой версии говорят и письма Резанова), по другим (Эту версию также анализирует в своей книжке С.Л. Толстой.) его высадили на один из Алеутских островов (Вспомните: «…вернулся алеутом…».), то есть в Америке, где он прожил некоторое время. Вообще похождения Ф.И. Толстого после изгнания с кораблей экспедиции окутаны достаточно плотным туманом сплетен и легенд. Достоверно лишь, что после этого к нему и пристало прозвище «Американец». Он прожил долгую полную приключений и парадоксов жизнь: хулиган, картёжник, дуэлянт, но в 1812 году проявил героизм и был ранен в Бородинском сражении, получив за него орден Святого Георгия 4-й степени; одно время был «на ножах» с Пушкиным, а потом Александр Сергеевич посылал его в качестве своего свата к Н.Н. Гончаровой. Чёрное и белое, правда и вымысел переплелись в судьбе этого по выражению Льва Николаевича Толстого «необыкновенного, преступного и привлекательного человека».
В судьбе же нашего героя, Николая Петровича Резанова, Толстой Американец сыграл крайне отрицательную роль.
«Злой гений» экспедиции, Федор Иванович Толстой, в полной мере испытал на себе силу провидения. Послушаем же ещё раз свидетельство его родственницы М.Ф. Каменской, приведённое в уже знакомой нам книжке С.Л. Толстого:
«Убитых им на дуэлях он насчитывал одиннадцать человек. Он аккуратно записывал имена убитых в свой синодик. У него было 12 человек детей, которые умерли в младенчестве, кроме двух дочерей. По мере того, как умирали дети, он вычёркивал из своего синодика по одному имени из убитых им людей и ставил сбоку слово «квит». Когда же у него умер одиннадцатый ребёнок, прелестная умная девочка, он вычеркнул последнее имя убитого и сказал: «Ну, слава богу, хоть мой курчавый цыганёночек будет жив».
Действительно, последняя его дочь осталась жива и дожила до зрелых лет, а вот жену, Авдотью Максимовну, постигла страшная участь: через пятнадцать лет после смерти мужа её зарезал собственный повар.
О последних часах жизни Ф.И. Толстого, которому в год смерти исполнилось шестьдесят четыре года, один из знавших его людей рассказывал:
«Я слышал, что священник, исповедовавший умирающего, говорил, что исповедь продолжалась очень долго, и редко он встречал такое раскаяние и такую веру в милосердие божие».
Вспоминал ли Фёдор Иванович на исповеди Резанова – неизвестно: тайна исповеди священна.
Конечно, трудно судить о делах двухсотлетней давности, тем более тогда, когда под рукой нет достаточного количества материалов о них. Однако, у каждого человека есть право иметь свой собственный взгляд на те или иные события, строить свои версии происходившего. Вот и я попробую представить, что же могло стоять за ситуацией, сложившейся на судах первой русской кругосветной экспедиции, за противостоянием Крузенштерна и Резанова.
Итак, версии…
Версия первая, общепринятая. Крузенштерн был обижен, что не его, а Резанова назначили начальником экспедиции, и он дал волю своему дурному характеру. Но личная неприязнь двух начальников ещё не повод к бунту остальных морских офицеров, понимавших, наверное, чем им это может грозить впоследствии.
Версия вторая, не противоречащая, но дополняющая первую. Несмотря на характеристики Резанова, по сути, идеализирующие его, из его же собственных писем и донесений можно увидеть, что его характер не был таким уж идеальным (идеальных людей вообще не бывает), и конфликт подогревался с обеих сторон.
Наконец (хотя могут быть и ещё), версия третья, не противоречащая двум первым, а имеющая право на параллельное существование с ними и заслуживающая, на мой взгляд, самого пристального внимания историков.
Идёт 1803 год. Европа расколота на два враждебных лагеря: наполеоновская Франция стремится к мировому господству; ей противостоит коалиция стран, в которую входит и Россия, но основную скрипку играет Англия, стремящаяся сохранить своё положение крупнейшей мировой колониальной и влиятельнейшей европейской державы. Можно прямо сказать, что идёт мировая война и речь идёт о переделе мира (В то время была даже карикатура, на которой Наполеон и Питт Младший, премьер министр Англии, сидя за столом, делят земной шар, как арбуз.).
И в это время Россия отправляет экспедицию, цель которой, хоть и не декларируется громко, но подразумевается: закрепиться на Тихом океане и в Северной Америке, в которой и без того уже не один десяток лет идёт жестокая борьба между Англией и Францией за обладание Канадой и частью нынешних Соединённых Штатов. Более того, Англия ещё в1758 объявила тихоокеанское побережье Канады своим (с 1858 года Британская Колумбия), и русские колонии соседствуют с английским владением. Николай Петрович Резанов среди наиболее активных сторонников (если не самый активный сторонник) российского присутствия в этом регионе. Естественно, что экспедиция и её начальник не были обойдены вниманием английской и французской агентуры в Петербурге, особое беспокойство которой должен был вызывать именно Резанов, учитывая его взгляды, положение в государстве, влияние в высшем свете. Ну, а организовать интригу по его нейтрализации (Умение сыграть на человеческих слабостях, в частности, честолюбии, и, если требуется для достижения своих целей, посеять рознь между людьми – непременное требование к профессии разведчика.) или даже физическому устранению, было делом техники. Например, можно оскорбить человека и тем самым спровоцировать на дуэль с хорошо подготовленным противником (вспомним трагедию А.С. Пушкина). И, к примеру, Фёдор Иванович Толстой вполне годился на такую роль, даже не подозревая об этом.
Срыв же экспедиции серьёзно бы затормозил попытки России закрепиться на Тихом океане и в Северной Америке. Кстати, лишь своевременный приход вооружённой пушками «Невы» позволил отбить на острове Ситхе захваченное местными племенами (Уж, не по чьей-то ли подсказке?) русское поселение, обитатели которого были почти полностью уничтожены. А не подоспей «Нева» из-за распрей среди руководителей экспедиции (Хотел же Резанов вернуть экспедицию с полпути назад.)… Случайно ли такое совпадение, или же отнюдь неслучайно?..
Здесь, на мой взгляд, уместен ещё один исторический пример, относящийся к тому же времени – судьба Павла I, убитого заговорщиками и вошедшего в русскую историю с клеймом сумасброда. В качестве ярких образцов его сумасбродства часто указывают на «игры» в магистра Мальтийского ордена и посылку войск для завоевания Индии, бывшей тогда английской колонией. С убийством Павла оба «сумасбродства» завершились: Мальта на полтора века стала английским форпостом на Средиземном море, где Россия потеряла на многие десятилетия ранее достигнутое влияние, а русские войска всё же пошли в Среднюю Азию и дошли, хоть и не до Индии, но до Кушки, правда, произошло это семь десятилетий спустя и опять вызвало резкую реакцию Англии. А в 1801 году смерть Павла I пришлась англичанам уж как-то очень кстати, да и среди главных заговорщиков было почему-то немало англофилов.
В высшей степени наивно полагать, что судьбы мира определяют три храбрых мушкетёра и потерянные алмазные подвески королевы, как в романе Александра Дюма «Три мушкетёра», или же продолжение войны зависит от стакана воды, как в пьесе Огюста Эжена Скриба «Стакан воды, или Следствия и причины». Вполне осязаемые материальные интересы великих держав и огромных капиталов стоят за большинством исторических событий, а жернова этих интересов перемалывают судьбы отдельных людей и целых народов. Быть может, попал в эти страшные жернова и Николай Петрович Резанов: экспедиция была на грани срыва, а он сам на краю гибели; лишь его ум и выдержка не позволили случиться худшему.
«Жди меня, и я вернусь Всем смертям назло». (Константин Симонов)
Но несмотря ни на что «Надежда» пришла, наконец, в Петропавловск-Камчатский. Источник многих бед подпоручик Толстой был высажен на берег, а Крузенштерн и офицеры при посредничестве местного коменданта генерала Кошелева помирились с Резановым, попросив у него прощения. Казалось, все неприятности позади, но не тут-то было…
Миссия в Японию закончилась провалом, и, хотя она и не могла завершиться ничем другим по объективной причине (политика самоизоляции, проводимая японскими властями), это дало повод к новому злословию Крузенштерна. По возвращении из Японии на Камчатку Резанов окончательно покинул «Надежду» и на другом судне отправился на Аляску, где застал русские колонии в совершенно трагическом положении: кроме полного упадка нравов, пьянства, и частых жестоких набегов местных племён, им угрожал голод. Камчатка и Охотск не могли оказать никакой помощи, ибо сами находились в затруднительном положении с продовольствием: хлеб в этих краях не растёт, он здесь тоже привозной. И тогда Резанов принимает единственно правильное решение отправиться за продовольствием в ближайшее к Аляске обжитое людьми место – в Калифорнию. Вскоре он на судне Российско-Американской компании «Юнона» отправился в путь, намереваясь попасть в столицу Калифорнии город Монтеррей, но бури и течения так потрепали судно, что оно было вынуждено зайти в ближайший порт, коим оказался Сан-Франциско. Судьба!..
Да, волею судьбы Николай Петрович Резанов, ожидая прибытия из Монтеррея губернатора Калифорнии, стал гостем в доме местного коменданта Дона Жозе де Аргуэлло, за отсутствием которого в то время эту должность исполнял его сын, Дон Луиз де Аргуэлло. И здесь произошла встреча, о которой Резанов уже по возвращении на Аляску в Новоархангельск так напишет в своём письме министру коммерции графу Н.П. Румянцеву:
«В ожидании губернатора, проводили мы каждый день в доме гостеприимных Аргуэлло и довольно коротко ознакомились. Из прекрасных сестёр коменданта донна Консепсия слывёт красотою Калифорнии, итак, Ваше Сиятельство, согласиться изволите, что за страдания наши мы довольно награждены были и время своё проводили весело. Простите, милостивый государь, что в столь серьёзном письме моём вмешал я нечто романтическое».
И вдруг дальше в этом письме открывается не тот, идеализированный писателями и поэтами, а совсем другой Резанов: человек вполне холодного расчёта, опытный ловелас и интриган с известной долей цинизма, готовый для достижения своих целей зайти весьма далеко за грань морали, как будто следуя старому иезуитскому принципу о цели, оправдывающей средства. Впрочем, ему и слово:
«Здесь должен я Вашему Сиятельству сделать исповедь частных приключений моих. Видя положение моё неулучшающееся, ожидая со дня на день больших неприятностей и на собственных людей своих ни малой надежды не имея, решился я на серьёзный тон переменить мои вежливости.
Ежедневно куртизуя гишпанскую красавицу, приметил я предприимчивый характер её, честолюбие неограниченное, которое при пятнадцатилетнем возрасте уже только одной ей из всего семейства делало отчизну её неприятною. «Прекрасная земля, тёплый климат. Хлеба и скота много, и больше ничего».
Я представлял ей российский посуровее и притом во всём изобильный, она готова была жить в нём, и, наконец, нечувствительно поселил я в ней нетерпеливость услышать от меня что-либо посерьёзнее до того, что лишь предложил ей руку, то и получил согласие.
Предложение моё сразило воспитанных в фанатизме родителей её, разность религий и впереди разлука с дочерью были для них громовым ударом. Они прибегали к миссионерам, те не знали. как решиться, возили бедную Консепсию в церковь, исповедывали её, убеждали к отказу, но решимость её, наконец, всех успокоила.
Святые отцы оставили разрешению Римского Престола, и я, ежели не мог окончить женитьбы моей, то сделал на то кондиционный акт и принудил помолвить нас, на то соглашено с тем, чтоб до разрешения Папы было сие тайною. С того времени, поставя себя коменданту на вид близкого родственника, управлял я уже портом Католического Величества так, как того требовали и пользы мои, и губернатор крайне удивился-изумился, увидев, что весьма не в пору уверял он меня в искренних расположениях дома сего и что сам он, так сказать в гостях у меня очутился».
Кому как, а в моих глазах Резанов от этого сильно потерял. Пожалуй, мне даже стала понятна неприязнь к нему грубых, но простодушных и неискушённых в интригах морских офицеров. Непрост, ох непрост был Николай Петрович. Собственно он и не мог быть другим, сделав блестящую карьеру при дворе Екатерины II, устояв и даже упрочив своё положение при Павле I, при котором множество сановников из окружения Екатерины попало в опалу, и опять же оставшись на властной вершине теперь уже при Александре I.
И надо трезво смотреть на вещи, не идеализировать его образ, создавать из него романтического героя, а принимать его таким, каким он был на самом деле: искушённый в придворных интригах вельможа и умный дальновидный государственный деятель, путешественник и писатель действительный камергер граф Николай Петрович Резанов со всеми своими достоинствами и недостатками был порождением и частью современного ему общества, сыном своего времени.
Правда, оценивая поведения Резанова с позиции абстрактной морали, мы не учитываем одну очень важную вещь: его не очень этичное поведение позволило быстро решить вопрос с закупкой продовольствия для русских колоний на Аляске и спасти от голода сотни людей. Итак, на одной чаше весов разбитая жизнь девушки, на другой же – не одна спасённая от голодной смерти человеческая жизнь. Не мне быть здесь судьёй…
Но был не только расчёт. Любовь всё же поразила сердце Резанова, вдохнув в него новые силы. В его голове рождаются грандиозные планы закрепления русского влияния в Калифорнии и на Тихом океане, для реализации которых ему нужно срочно добраться до Петербурга и получить разрешение на брак с католичкой.
Он спешит. А путь ох как долог и труден: из Сан-Франциско обратно на Аляску в Новоархангельск, затем через океан до Охотска, а уж оттуда не одна тысяча вёрст на лошадях по бескрайним просторам Евразии, по самым диким и суровым местам Сибири. Слабое здоровье Николая Петровича не выдержало – он тяжело заболел.
Уже чувствуя приближение смерти, когда нет смысла врать и притворяться, он пишет последнее письмо родным, сделав к нему короткую, но многозначительную приписку:
«Из калифорнийского донесения моего не сочти, мой друг, меня ветреницей. Любовь моя у вас в Невском под куском мрамора, а здесь следствие энтузиазма и новая жертва Отечеству. Консепсия мила, как Ангел, прекрасна, добра сердцем, любит меня; я люблю её, и плачу о том, что нет ей места в сердце моём, здесь я, друг мой, как грешник на духу каюсь, но ты, как пастырь мой, сохрани тайну».
«Любовь моя», - это Анна Шелихова, первая жена.
1 марта 1807 года Николай Петрович Резанов скончался в городе Красноярске, где и был похоронен.
А его невеста Мария де ла Консепсьон де Аргуэльо – пятнадцатилетняя девочка Кончитта, в далёкой Калифорнии продолжала ждать своего жениха, ждать, даже зная уже, что он умер. Ждала его сорок пять лет, так и не выйдя замуж. Затем она приняла монашество и ушла в монастырь, где и умерла в1857 году в возрасте шестидесяти шести лет.
Хотя некоторые историки утверждают, что всё было на самом деле не так романтично и возвышенно, но я не побоюсь утверждать, что ни высокие государственные посты, ни заслуги, ни ордена, и даже ни участие в первой русской кругосветной экспедиции не сохранили бы так имени Резанова в истории – ожидание Кончитты не дало ему исчезнуть в тумане забвения.
Когда я стоял у памятника Резанову на Троицком кладбище в моём родном Красноярске, смотрел с горы на могучий Енисей и покрытые тайгой тянущиеся до горизонта сопки на другом его берегу, мне вспомнился прекрасный фильм о жёнах декабристов, несмотря ни на какие лишения едущих в Сибирь за своими сосланными на каторгу мужьями.
Открывающийся передо мной сибирский пейзаж напоминал кадры из этого фильма, в котором звучал романс, где были слова:
«Крест деревянный иль чугунный
Назначен нам в грядущей мгле –
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле».
Сказано как будто о Николае Петровиче Резанове и о его невесте, пятнадцатилетней девочке Кончитте. А назывался фильм, о котором я тогда вспомнил, строкой из стихотворения А.С. Пушкина – «Звезда пленительного счастья…».
Звезда любви Резанова и Кончитты, вспыхнув на мгновение, словно метеор упала тут же в океан времени, но оставила яркий след, сияющий уже двести лет.
«И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достаётся успешный бег, не храбрым – победа, не мудрым – хлеб, и не у разумных богатство, и не искусным благорасположение, но время и случай для всех их». (Библия. Книга Экклезиаста. Глава 9, стих 11)
Да, большинство моих современников вряд ли сможет ответить, кто такой Николай Петрович Резанов, те же, кто где-то когда-то что-то всё-таки слышал о нём, вспомнят, пожалуй, лишь об истории его романтической любви к юной калифорнийской красавице. Выше я немного рассказал об этом человеке, а сейчас же хочу представить его с совсем малоизвестной стороны, как государственного деятеля, политика и мыслителя, чьи взгляды на развитие тихоокеанского региона опередили жизнь как минимум на пол века.
Прежде всего, надо отметить чрезвычайную разносторонность его познаний и интересов: его путевые записки, донесения и письма – ценнейший источник сведений о посещённых им краях и странах, из коих наибольший интерес для нас представляют Камчатка, Курильские и Алеутские острова, Аляска и Калифорния.
Резанова интересует буквально всё: природа посещаемых земель, населяющие эти земли люди, их жизнь и обычаи, перспективы развития увиденных территорий и возможные интересы на них России. Для ведения переговоров в Японии он в считанные месяцы выучил японский язык, а находясь в Калифорнии, вскоре заговорил по-испански. Мы можем также увидеть в нём хватку прирождённого коммерсанта, прекрасно разбирающегося в конъюнктуре рынка даже в таких местах, о которых мало кто из россиян вообще имел представление.
В донесениях императору, письмах министру коммерции и директорам Российско-Американской компании он выступает как горячий сторонник закрепления России в северной части Тихого океана, но в то же время как трезвый политик видит всю массу и сложность проблем, мешающих этому. Но он не только отмечает проблемы, но и разрабатывает конкретные, проработанные до деталей, планы их решения.
Ещё в 1804 году в своём донесении императору Александру I он предлагал силой оружия разрушить самоизоляцию Японии, склонив её к торговле с Россией, причём мне кажется, что он уже тогда, за полвека до открытия капитана Невельского, знал, что упоминаемый им Сахалин является островом. Он писал царю, что собирается сам возглавить военную акцию против Японии, но калифорнийские события и скорая смерть Николая Петровича не дали осуществиться этим его планам. Лишь в 1854 году коммодор (чин между капитаном первого ранга и контр адмиралом, соответствовавший некогда существовавшему в российском флоте чину капитана-командора) флота Соединённых Штатов Америки Мэтью Колбрайт Перри под угрозой пушек своей эскадры заставил японское правительство подписать с Соединёнными Штатами договор, нарушивший многовековую самоизоляцию Японии. Вскоре последовали соответствующие договоры японского правительства с Россией, Англией, Францией…
В том же донесении царю Резанов пишет, что своей властью запретил близ Алеутских островов охоту на морских котиков, дабы сохранить их поголовье и сберечь от уничтожения. Хотя вряд ли этот запрет реально затормозил выгодный промысел, нужно отдать должное человеку, опередившему активистов Гринписа почти на два века.
Ознакомившись с положением дел в русских поселениях на Аляске и на побережье современной Канады он точно предвидел, что за счёт лишь усилий Российско-Американской компании без мощной поддержки государства они обречены на исчезновение, что и произошло в 1867 году, когда правительство Александра II продало Аляску и прочие русские владения Соединённым Штатам Америки за 7,2 миллиона долларов золотом. Ещё ранее в 1841 году было продано самое южное русское поселение на американском континенте – известный Форт Росс, основанный в1812 году в Калифорнии неподалёку от Сан-Франциско.
Можно много говорить о причинах этого действия русского правительства, но, не боясь обвинений в отсутствии патриотизма, всё же хочу сказать, что оно поступило правильно: Россия не имела ни военных, ни моральных сил осваивать и оборонять свои североамериканские территории, поскольку на другом берегу Тихого океана была не страдающая от перенаселения Европа, на протяжении веков сбрасывавшая излишки своего наиболее активного населения за океан, а огромные незаселённые пространства Сибири, поглощавшие всё избыточное население европейской России. Кроме того, у русского правительства перед глазами был недавний пример, когда Соединённые Штаты, сначала предложив Мексике 15 миллионов долларов за северную Калифорнию с заливом и городом Сан-Франциско, в 1846 году захватили всё это в результате войны.
Но спустя почти полвека после смерти Резанова Россия всё-таки твёрдо встала на берегах Тихого океана благодаря многим другим своим патриотам и, в первую очередь, благодаря выдающемуся государственному деятелю, в чьих действиях не раз можно почувствовать следы идей Николая Петровича Резанова, Николаю Николаевичу Муравьёву, за свои заслуги удостоенного титула графа Амурского.
Был поднят русский флаг над Сахалином, о чём мечтал Резанов, на российском тихоокеанском побережье стали возникать новые города.
В 1860 году был основан город, который станет воротами России в Тихий океан и который будут иногда называть русским Сан-Франциско, хотя не воды пролива Золотые Ворота, а воды бухты Золотой Рог будут омывать его берега, и не калифорнийский Форт Росс (Русская крепость), а пушки его фортов, в том числе форта «Русских» острова Русского, станут охранять присутствие россиян на берегах великого океана. Сам же город будет наречён Владивостоком – Владетелем Востока.
Драма Резанова, его рок, как и множества других талантливых и гениальных людей во все века, не увидевших воплощение своих идей в жизнь, следовала из того, что он, как и они, своими мыслями намного опередил время. Лишь сейчас, когда по некоторым прогнозам Азиатско-Тихоокеанский регион будет определять развитие всей человеческой цивилизации в ближайшие столетия, мы можем судить о дальновидности этого человека.
Но…
Иван Фёдорович Крузенштерн по возвращении из кругосветного плавания в 1809-1812 годах опубликовал свою книгу «Путешествие вокруг света в 1803,1804, 1805 и 1806 годах на кораблях «Надежда» и «Нева», в 1821 году стал инспектором, а с 1827 по 1842 год был директором Морского кадетского корпуса. В 1823-1826 годах опубликовал 2-х томный «Атлас Южного моря». В 1845 году был в числе учредителей Русского географического общества, а, кроме того, состоял почётным членом Петербургской академии наук и членом многих иностранных научных обществ. Умер он в 1846 году в возрасте 75 лет, имея чин адмирала.
Имя Крузенштерна носят мыс на Аляске, пролив между Курильскими островами, остров и атолл в Тихом океане; не одна тысяча советских и российских моряков с 1961 года прошла нелёгкую морскую школу на учебном четырёхмачтовом барке «Крузенштерн».
Юрий Фёдорович Лисянский в 1809 году вышел в отставку в чине капитана 1-го ранга. В 1812 году опубликовал свою книгу «Путешествие вокруг света в 1803,1804, 1805 и 1806 годах на корабле «Нева». Вскоре он сам перевёл эту книгу на английский язык и издал в Лондоне в 1814 году. Умер он в 1837 году в возрасте 62 лет.
Его именем названы остров в Тихом океане и полуостров на побережье Охотского моря.
На карте можно найти имена многих других людей, делавших с Резановым одно дело, бывших с ним рядом: Шелихова, Румянцева, Белинсгаузена, Деларова, Давыдова, Ратманова…
Имя Резанова на карте мира мне найти не удалось. Хотя одно из озёр на острове Баранова в 1933 году было названо в его честь, да несколько улиц в посёлках и городках Аляски также носят его имя, но на обычные географические карты такие мелкие объекты, конечно же, не попадают…
А злоключения командора продолжились и после его смерти: могила, где он был похоронен в Красноярске, уничтожена, и никто сейчас не знает точно, где же покоится его прах в настоящее время.
А как же тот памятник, тот мраморный крест на Троицком кладбище? Под ним никого нет! Да, по сведениям, скрупулёзно собранным красноярскими краеведами, прах Резанова в конце 50-х годов прошлого теперь уже века был перенесён на это кладбище, но куда именно, никто сейчас сказать не может. Есть лишь предположения. Но тем не менее…
В своей, вышедшей в 2000 году в Красноярске, книжке «Тайна командора» Ольга Павловна Аржаных (О ней и о её книжке я уже упоминал выше), долгое время занимавшаяся поисками могилы Николая Петровича Резанова, пишет:
"В Вене на городском кладбище есть аллея композиторов. Здесь среди прочих надгробий выделяется колонна повыше всех, увенчанная бюстом. Это могила гениального Моцарта, но праха под этой колонной нет, так как могила его утеряна, она где-то рядом, недалеко, хотя точно не установлена. Но это не мешает почитателям великого композитора нести сюда цветы и свои сердца, отдавая дань уважения гению. Поэтому самое главное, что могила Резанова есть, есть место, куда можно прийти, поклониться, вспомнить о славном командоре".
Однако может статься, что и сейчас прах Николая Петровича не обрёл последнего пристанища: над Троицким кладбищем тоже сгущаются тучи, поскольку расположено оно в самом центре города в очень привлекательном для делающих деньги «новых русских» месте.
Когда же на одной чаше весов память о достойных, но уже не могущих за себя постоять, людях, а на другой – нахрапистый интерес чистогана, то обычно перевешивает последний.
А Николай Петрович всё-таки завершил своё кругосветное путешествие, правда образом совершенно мистическим: если в Красноярске с горы, на которой находится Троицкое кладбище с памятником Резанову, спуститься вниз к Енисею, то под горой мы попадём на место, которое уже прочно вошло в жизнь горожан с названием… Кронштадт!
Кто и когда назвал так это место, я не знаю, но кажется, что здесь распорядилось само Провидение.
Не помню уж, в какой религии (может быть и во многих) считается, что пока о человеке вспоминают, он жив и живёт среди нас. Наверное, это так…
***
7-го августа 1803 года двести лет назад «Надежда» и «Нева» под андреевским флагом отправились из Кронштадта в кругосветное плавание. Но не просто два небольших судна вышли тогда в море… В этот день Россия стала не только великой континентальной державой, но и державой океанской – вот главное событие того дня!
Сейчас наша страна переживает не лучшие времена, и треплют её штормы и ураганы лихолетья, но, несмотря ни на что, вновь в океанском просторе наполняются попутным ветром белоснежные паруса новой «Надежды» – учебного парусного судна из Владивостока, на котором будущие российские моряки познают трудную морскую науку.
А пока есть надежда, жизнь продолжается.
Владимир Агте
(Впервые опубликовано (с незначительными отличиями) в газете «Магаданская правда» (2003 г.)
От автора: Фотографии (2004 г.) парусника "Надежда", сделаны во время его кругосветного плавания (2003-2004 гг.) в честь 200-летия первой русской кругосветной экспедиции. Мне их прислал и разрешил использовать по собственному усмотрению руководитель этой кругосветки Виктор Михайлович Кононов, в то время проректор по воспитательной работе Государственного морского университета им. Г. Невельского во Владивостоке.
