Выкинуть бы этот старый сундук, а на его место - красивый современный диван, мечтали они. И пока никого дома не было, решили посмотреть, что там, чтобы потом предложить выкинуть сундук за ненадобностью, так как ничего нужного там нет.
Внимание привлекло что-то большое, завязанное в пуховый коричневый платок. Дырявый и старый. В свёртке оказалось много документов, бумаг, совершенно неинтересных. Но привлекли внимание деревянные рамки фотографий. Фотографии были большие, как картины у них на стене.
Но ничего интересного, кроме самих рамок, подростки на этих групповых фотографиях не увидели. Ну, разве что, узнали на них свою бабушку. Они уже видели в семейном альбоме её фотографии молодых лет.
Знали, что жила она когда-то в Литве, в её родном городе Вильнюсе. А на некоторых фотографиях даже и бабушки не было. Были пожилые люди в каких-то старинных одеждах. Красивых, правда, прямо как в кино про царей. Но и всё. Ничего больше интересного в том свёртке не оказалось. Документы и фотографии вновь завязали в тот старый платок и забыли про них на еще несколько лет.
Бабушки уже не было в живых, когда, с годами, им вновь захотелось посмотреть на те старые фото. Сундук так и стоял в доме, хотя и новый диван давно уже появился. Как-то очень уж уютно было на том сундуке, стоявшем в уголке, читать или мечтать, укрывшись ото всех.
Фотографии вновь достали и рассматривали их уже с удивлением. Во-первых, было видно, что деревянные рамки очень дорогие для тех времён. Форма тоже необычная, хотя много ли они видели деревянных рамок старинных фотографий? Может, и обычные. Всё же, судя по старинному фортепиано, которое было привезено сюда вместе с этим сундуком, как они знали, ещё из Вильнюса, рамки для фото были тоже, видимо, не столь уж и обычные.
Фортепиано ведь такого даже в кино они не видели. Ножки сделаны в виде лиан с красивыми витиеватыми цветами. На передней панели большой резной профиль Бетховена и по верху него гроздья лавровых веток. Немного портили вид дырочки от подсвечников, которых, оказывается, при покупке инструмента уже не было. Поэтому наличие такого фортепиано косвенно подтверждало необычность и рамок на фотографиях.
Теперь уже гораздо пристальнее они стали рассматривать людей на этих снимках. Заинтересовали три самые большие, где они никого не смогли узнать, да и года там были дореволюционные указаны. С того дня и началось собирание воедино истории семьи. Оказалось это почти невозможным. По сохранившимся справкам, найденной трудовой книжке и другим документам установить удалось пока немногое.
Семья их бабушки до революции 1917 года жила, видимо, зажиточно. Имели двухэтажный дом на площади в пригороде Вильнюса. Глава семьи держал шляпную мастерскую, располагавшуюся на первом этаже этого дома. Их многочисленная семья, в которой подрастали шестеро детей, была трудолюбивой.
Глава семьи слыл очень хорошим мастером по пошиву шляп. Одному из мальчиков, самому красивому в семье, все пророчили будущее артиста. А пока он, ещё подросток, страстно любил шить и уже заслужил авторитет хорошего закройщика.
В 1915 году бабушка, будучи тогда 11-летней Машей Клабин или, как встречалась иногда в документах другая запись - Клабинайте, попала на Украину, в Полтавскую губернию. Из-за войны ей не удалось вернуться сразу же домой. Пришлось девочке наняться нянькой в одну семью. Работала, но и продолжала заниматься самообразованием. До этого ведь она уже проучилась 3 года в школе. В первое же лето сдала экстерном экзамены за 4, а потом и за 5 класс гимназии и поступила осенью в 6 класс.
Её освободили от оплаты за учебу, а одна из преподавательниц помогла найти ей частных учеников, которых нужно было готовить к поступлению в первый класс. На эти деньги Маша и жила, продолжая учебу в Женской гимназии города Гадячь.
А потом случились революционные события 1917 года. У Маши пропала связь с семьей, вернуться в это время в Вильнюс оказалось совсем невозможным. Попала она в родной город скорее всего, в самом начале 1920 года. В документах сохранился гимназический билет, выданный ей, ученице 8 класса, 1 января 1920 года в Гадяче.
В Вильнюсе её ждало страшное. Оказалось, что у Маши не оказалось никого в живых из семьи. Вся семья была уничтожена. Что произошло, кто и за что убил всё семью - неизвестно. Стало ли это известно потом самой Маше - кто знает. Бабушка никогда об этом не заговаривала. Рассказала только, что тогда, вернувшись и не найдя никого и ничего, пошла она по соседям. Они и рассказали девочке о горе.
Ей удалось собрать кое-что из мебели, принадлежавшей их семье. Когда не стало в живых хозяев, соседи разобрали все из их дома. А когда объявилась девочка, вернули Маше многое из забранного - шкаф красного дерева, два кованых больших сундука (именно в одном из них и хранились эти старые документы). Вернули и красивые, с маленькими брильянтиками золотые наручные часики. Они сохранились и до нынешних времен, хотя никто и никогда их почему-то не носил.
В документах нашлись ответы из архива: «На Ваш запрос отвечаем, что записей в архиве об урождёных в 1901-1907 годы не сохранилось». Если учитывать, что бабушка родилась в 1904 году, видимо, искала она своих братьев и сестер. Может быть, была надежда, что кто-то остался тогда в живых? Запросы в архивы, где хранились церковные книги регистрационных записей, она повторила и в начале 50-х годов. Но ответы получила с тем же содержанием: «Записей за те годы не найдено».
С марта 1920 года Маша Клабин значится как переписчица при штабе 64 полка Красной Армии. Через год она работает там же медсестрой в санитарном батальоне. А с 1922 года, уволившись из армии, 16-летняя девушка начинает работать завхозом-воспитателем в детском доме «Поволжец» в Чернигове. Так дальше и сложится ее жизненный путь - путь педагога.
Поступила в педагогический техникум в Малаховке, Московской области. После окончания была направлена на работу в Районный отдел народного образования города Сталинграда учителем русского языка и литературы. Через какое-то время стала студенткой ленинградского учительского педагогического института, потом заканчивала уже Вильнюсский государственный институт.
Выйдя замуж, молодая учительница вынуждена была менять места своей работы - ее мужа, молодого специалиста, часто командировали в те места, где была необходимость в подготовке и обучении квалифицированных кадров. Поэтому работать Маше довелось и в коммуне «Агротехник» Анапского района, и в Леснянском совхозе под Сочи.
А теперь - про дедушку, Шевченко Владимира Денисовича. В его судьбе революция 1917 года изменила тоже всё.
Родился он в маленьком селе в Черниговской губернии Российской империи. Его родители, Шевченко Денис Дмитриевич и Ксения Андреевна, кроме него имели ещё двоих детей. После революции на Черниговщине стали образовываться в 1918 году первые колхозы. Скорее всего именно это дало возможность мальчику из сельской местности начать свое образование. От колхоза Владимир был отправлен на учебу. Стал зоотехником. Затем был рекомендован продолжить обучение. Так он перешел на преподавательскую работу.
Об этом этапе его жизни видно из сохранившихся документов: «Областной земельный отдел Горьковской области командирует Шевченко В.Д. преподавателем в рапоряжение Семёновского райисполкома», «Семёновский райисполком командирует Шевченко В.Д. в колхозы Хвостиковского, Лермонтовского с/советов по вопросу заключения договоров с колхозами на поставу кадров для обучения».
Следуюшие документы рассказывают о его учёбе в Ленинграде, в Агропедагогическом университете. А в 1940 году он подал документы в аспирантуру Научно-исследовательского сектора Ленинградского института инженеров молочной промышленности.
Вот и всё. Через год, в 1941 году, закончится счастливая жизнь молодой семьи Владимира Шевченко и Марии Клабин. К тому году у них уже подрастала 5-летняя дочь. Владимира призовут в ряды Красной Армии, а с мая 1943 года он будет значиться «пропавшим без вести».
Одно их последних писем с фронта.
Мария всю жизнь будет посылать запросы, разыскивать его, ждать. В начале 60-х переедет на Кубань, продолжит работу педагога, не переставая слать и слать письма о розыске «Шевченко В.Д., призванного Семёновским РВК в ряды Красной Армии и объявленного в мае 1943 года пропавшим без вести».
А в 2014 году их внучка попадет в город Санкт-Петербург, где будет принимать участие в одной из культурно-образовательных Программ для соотечественников, проживающих за рубежом.
Ее участники получат для ознакомления небольшую брошюру, рассказывающую об истории учебного заведения, где состоятся семинарские занятия.
"Северо-Западная академия государственной службы. В 1918 году в Петрограде был открыт первый Рабоче-крестьянский университет имени т. Зиновьева, переименованный в 1921 г. в Коммунистический университет. В 1944 году Коммунистический университет реорганизован в Ленинградскую высшую партийную школу"... Стоп. Ещё раз... Что-то знакомое...
Коммунистический Университет. Высшая Партийная Школа... Как? Так это здесь?.. Из тех старых документов, которые когда-то нашлись в сундуке, а вернее, из сохранившегося письма, было понятно, что их дедушка и бабушка познакомились во время учёбы в Ленинграде, в Коммунистическом университе...
Вот так я, автор этих строк и внучка героев моего рассказа, в первый и пока единственный раз, оказалась «рядом» со своим дедушкой. А история нашей семьи будет начинаться для потомков видимо, только с имён родителей моего дедушки, сохранившиеся на одной из справок и фотографий наших прадеда и прабабушки по бабушкиной линии.
Это, оказывается, они на тех старинных фотографиях. Из всех найденных старых документов мы с братом не смогли установить даже их национальности... А имена людей с тех фотографий, сделанных в предреволюционный 1916 год, как и имя нашей прабабушки, мы, видимо, уже никогда не узнаем.
Елена Герцог, Мюнхен, ФРГ, 2017 год
Фотографии:
1. Маша Клабин - третья справа в верхнем ряду.
2. Ученицы женской гимназии в г. Гадяч.
3. Владимир Денисович Шевченко - четвертый слева в первом ряду.
4. Одно из последних писем с фронта Владимира Шевченко.
