Об этом событии рассказал Алексей Игельстром:
- Я ехал в этот пригород Мюнхена холодным майским днём и думал о том, что я ничего, абсолютно ничего не знаю о судьбе этих людей, хотя живу здесь, в Баварии, уже 15 лет.
На кладбище было солнечно и ветрено, аккуратные ряды немецких могил казались нескончаемыми. Но первый же встреченный мной человек на вопрос: "Где тут русский памятник?", – точно указал мне дорогу.
Обогнув старое отпевальное здание, я увидел группу людей, которая окружала невысокий, в человеческий рост памятник в виде креста, весь исписанный русскими и немецкими словами.
Не надеясь на свой примитивный немецкий, я сразу стал читать русскую надпись: «Путник, кто бы ты ни был, пожелай их праху мир. Каждый из них тоже имел мать, которая его оплакивала». – И, возможно, жена, - подумал я, - а может быть, невеста.
Большинство людей, собравшихся вокруг, были мне не знакомы.
По одежде, лицам и манере держаться они были похожи скорее на немцев, чем на русских. Все молчали. К памятнику приблизился протоиерей Николай Артёмов из православного храма на Линкольнштрассе.
Сорванным за время пасхальным служб голосом он запел светлую пасхальную мелодию, в которой, на удивление, не было скорби и печали, была лишь надежда на память и на воскресение. Она словно бы говорила: Для Бога нет умерших, и все они здесь, с нами. – Хорошо, наверное, умирать на Пасху, - подумал я и от этой мысли на душе стало как-то тревожно и неспокойно.
А отец Николай продолжал петь пасхальные и поминальные молитвы, а холодный ветер разносил по притихшему кладбищу его надтреснутый голос и слабый дымок из позвякивающего кадила.
Собравшиеся вокруг люди, в основном немолодые, один даже в инвалидном кресле, замерев, слушали поминальные слова, некоторые из них крестились.
Панихида закончилась. Я подошёл к отцу Николаю, который собирал свои вещи в небольшой кожаный портфель, похожий на те, которые до революции носили земские доктора. – Бедные люди, - сказал он, глядя на памятник, - вся их вина состояла только в том, что они очень хотели вернуться на Родину.
Надо было спешить на посвящённое погибшим траурное мероприятие, которое Общество "Мир" организовало в новом поминальном здании, снаружи напоминающем огромную дощатую бочку.
Народу в зале, предназначенном для прощаний, с простым стальным крестом у стеклянной стены, заметно прибавилось. Строгие костюмы и элегантные пальто, седины, неторопливость в движениях – большинство из присутствующих были похожи на людей, которых можно охарактеризовать словом, имеющемся только в русском языке – интеллигенция.
На авансцену, около креста вышли двое – Татьяна Лукина и Михаэль Чернов (наполовину русский, наполовину немец, как я узнал потом) и на двух языках стали рассказывать собравшимся печальную историю о людях, оказавшихся волею судеб в Баварии во время Первой Мировой войны.
В лагере Пуххайм под Мюнхеном их, военнопленных из России, было около 2000 человек. Война для них давно закончилась: уже был подписан большевиками унизительный Брестский мир, по которому Германия получала почти всю Белоруссию и всю Украину, уже возвратились домой бежавшие и не бежавшие с фронта их боевые товарищи, уже было подписано Компьенское перемирие, которое положило конец войне на Западе. А они всё сидели в своём лагере, без денег и почти без еды, в шинелях, которые к тому времени превратились в лохмотья.
Новой Советской республике, охваченной гражданской войной, а тем более новому Германскому правительству, пришедшему к власти в результате своей революции, до них не было никакого дела. А крестьяне вокруг – как писал об этих несчастных баварский писатель Оскар Мария Граф, «завидев их, тут же запирали свои двери и ворота и гнали их со двора, натравливая на них собак».
И тут к апрелю 1919 года до Баварии докатились с востока соблазнительные идеи всё отобрать у богатых и поделить между бедными: в Мюнхене была провозглашена Баварская советская республика. Центральное правительство в Берлине тут же решило подавить этот мятеж вооружённой силой.
Сил для защиты у Баварских советов было не достаточно: баварцы довольно неохотно вступали в красную гвардию. Поэтому возникла идея нанять русских военнопленных, раздать им винтовки и посулить деньги для возвращения в Россию. Из 2000 пленных на эти посулы откликнулись 120 человек.
Но воевать им по сути дела не пришлось: правительственные войска быстро заняли всю Баварию и окружили Мюнхен. Часть русских побросало винтовки и бежало в город, часть – оставило «на всякий случай», но все они были взяты в плен. Во второй раз.
Над дважды военнопленными было устроено судилище, которое иначе как позорным даже и не назовёшь. Дело не только в том, что обвиняемым по сути дела не было предоставлено никакой защиты, а в том, что сами пленные не могли себя защитить или даже что-то объяснить – они просто не владели немецким языком, а переводчиков найти власти не потрудились.
Прямых улик против оборванных и голодных солдат не было, никто не видел, что они стреляли и кого-то убили. Но трибуналу было достаточно и «косвенных»: того, что у них было найдено оружие, а если и не найдено, то «по всей видимости» было раньше в их руках.
Приговор был одинаково суров для всех: расстрел. Пятьдесят два взятых в плен русских были расстреляны немедленно, в день вынесения приговора, в песчаном карьере около городка Грэфельфинг, и в тот же день, 2-го мая 1919 года, похоронены в братской могиле.
Там же был похоронен и 53-й солдат, застреленный ранее просто потому, что не сумел объяснить патрулю, что сдаётся в плен.
Так в то ужасное время понималось право любого человека на справедливый суд и адекватную защиту, и так трактовалось соответствие тяжести преступления его наказанию.
Но отнюдь не все в Баварии были согласны с таким приговором. В 1920 г. Союз мюнхенских булочников, чей дом отдыха располагался в Грэфельфинге, узнав об этой расправе и преодолев за год все мыслимые бюрократические барьеры, поставил на братской могиле деревянный памятник с надписью на русском и немецком языках.
В нацистское время, в 1936 году, памятник был разрушен, потому что на том же самом кладбище был похоронен личный шофёр Гитлера. Но после войны вновь восстановлен. И с тех пор местный муниципалитет ухаживает за могилой и за заново возведённым памятником, тем самым, у которого мы сегодня стояли и слушали панихиду по безвинно ушедшим.
Когда Татьяна Лукина начала зачитывать имена всех 53-х убитых (к моему удивлению среди них были не только русские, но и много нерусских имен и фамилий) я, глядя в пол, слушал этот скорбный список, и вдруг физически ощутил, как сидевший рядом со мной пожилой немец, собрав все силы, вдруг встал и склонил голову.
За ним стали вставать и другие – немцы и русские – находившиеся в зале. – Так и надо, - подумал я, - помнить о всех погибших и несправедливо расстрелянных. Всегда и обо всех.
В том числе и о жертвах «красного», «белого», «зелёного» и т.п. террора во время гражданской войны 1918-1922 гг., который на территории бывшей Российской империи унес жизни 2-х миллионов человек.
По теме: В Грефельфинге готовится акция памяти к 100-летию расстрела российских солдат в Баварии
Наталия Голинец:
Любая революция - всегда разруха и смерть
Когда я узнала о предстоящем памятном мероприятии в Gräfelfing’e, о том, что будет отмечаться столетие со дня расстрела погибших во время революции в Баварии российских пленных солдат, у меня мелькнула вот какая мысль.
Я подумала: если бы мне предложили сказать у могилы несколько слов, что бы я сказала? И тут же себе ответила: любая революция - примеров много, начиная от французской Бастилии, Октябрьской в России и до Ноябрьской революции в Германии - это всегда разруха и смерть.
И пожелать у очередного памятника можно только одного – чтобы никаких революций больше не было. На месте захоронения я увидела, какую большую подготовительную работу Общество «МИР» проделало, как хорошо было всё организовано.
Но это было уже привычно. А вот что меня действительно поразило, я попробую сейчас описать. Сто лет назад полсотни российских солдат волею событий оказались в германском плену, в баварском местечке Пуххайм. Это были, скорее всего, неграмотные или полуграмотные российские крестьяне, ставшие солдатами в Первой мировой войне. А затем - пленные, не знающие языка страны.
Желающие лишь скорее вернуться домой. И в этом своём желании принявшие неправильное решение, которое привело их к смерти. Они могли бы и уцелеть, ведь война уже закончилась и уже год, как был подписан мирный договор. Но тут случилась в Баварии революция, и винтовки этим солдатам вручили для её защиты.
С революцией через пару месяцев было покончено, а эти, не сделавшие ни одного выстрела бедолаги, превратились во врагов. Ибо в то временя действовал приказ – всех задержанных с оружием расстреливать.
И был суд, который вынес этот приговор. И вот через столетие на траурной церемонии нам зачитывают фамилии этих расстрелянных русских военнопленных. Тут же вспомнилось, сколько жертв принесла России революция 1917-го года. Как примерно в то же время только отряды продразвёрстки без суда и следствия тысячами убивали крестьян, оставляя живых умирать от голода. И ни памятника, ни памяти...
А здесь, под Мюнхеном, рабочие-хлебопёки находят безымянное захоронение. Затем узнают, что захоронены там бывшие противники - россияне.
Но по христианским традициям они для выживших уже не враги, а жертвы. Появляется скромный памятный знак. Позднее – красивый памятник с надписями на двух языках. У этого захоронения 2 мая 2019 года, по инициативе Общества «МИР», была проведена поминальная служба и возложены цветы.
"Русское поле" - информационный портал
Публикация материалов сайта допускается только при указании источника и активной гиперссылки