Бессмертный полк. Вениславский Ефим Генрихович: Память озаряет сердца

Автор: Елизавета Карасева Просмотров: 6372

Мой папа, Вениславский Ефим Генрихович (1922), был из поколения тех, кто "ушёл на фронт после выпускного бала"…

Началась война, и 18-19-летних ребят отправили в грозненское военно-пехотное училище. Полтора месяца обучения –  и на фронт. Под Сталинград. Он никогда не рассказывал нам о войне, о том, как воевал.

И уже будучи убелённым сединами педагогом, он собрал воспоминания своих сокурсников (из тех, кто остался в живых) и издал книгу «Память озаряет сердца», где мы прочитали его скупые воспоминания о войне.

Вот фрагмент из его воспоминаний:

Вениславский Ефим Генрихович"… 28 июля разгорелись тяжёлые оборонительные бои. На счету наших бронебойщиков уже было несколько уничтоженных танков, артиллерийских орудий и миномётов. Нередко переходили в контратаки. Но с утра и до вечера вражеская авиация не оставляла нас в покое, бомбила, с бреющего полёта расстреливала. Кто-то из наших бронебойщиков приспособил ПТР к стрельбе по медленно летающим «рамам», а расчету Ивана Васильева и Михаила Курдина удалось с трёх выстрелов сбить фашистского стервятника. Радости нашей не было предела! Наш курсантский полк вёл бои в районе населённых пунктов Ивановка, Васильевка, Промысловка.

Вечером 28 июля в наше расположение прибыл командир батальона Повжик и инструктор политотдела. Они зачитали приказ Верховного Главнокомандующего Сталина за № 227, где говорилось о тяжёлом положении и о том, что отступать больше некуда. Слова: «Ни шагу назад!,  «За Волгой нам земли нет!» звучали как приказ.

Во время небольшой передышки командир говорил, что курсантский полк успешно выполняет приказ командующего фронтом, хотя курсанты были голодные, плохо обутые, ноги у всех были разбиты. Он пообещал, что сегодня покормят горячей пищей и подбросят хлеб и продукты. Подъехала кухня.

Можно сказать, что с самых  Чепурников это был первый горячий обед и ужин вместе. О сне не могло быть и речи. В любую минуту могли пойти танки и пехота.  Из слов Повжика мы узнали, что фашисты не ожидали такого сопротивления и не хотели признавать своего провала. Поэтому вначале для нас было непонятно ослабление ударов со стороны гитлеровцев. Враг был остановлен перед внешним рубежом Сталинградской обороны и временно прекратил своё наступление. Никто не мог предположить, что ночью произойдёт событие, которое потрясёт всех.

Взвод третий день был без воды. С разрешения командира взвода Стефан Стафато (второй из моего расчёта) вызвался принести воду из какой-то канавы. Собрал с десяток фляг у курсантов, повесил их на пояс и удалился с наступлением темноты. Кое-где справа и слева вспыхивали короткие бои. Где-то впереди была слышна артиллерийская канонада, бомбили фашистские самолёты. Время шло, а Степана нет. Уже командир ругал взводного за то, что он послал курсанта Стафато.

Продолжалась бомбёжка в направлении основных сил нашей 64-й армии, 1-й и 4-й танковых армий. Усилился миномётный обстрел, били шестиствольные «ванюши». Снова пошли фашистские танки, забила артиллерия врага. А нам стоять насмерть! Теперь наш участок стал одним из главных. Как и все, я готовился к бою. Поняли, что помощи не будет. Произвёл два выстрела.

Танки, а их было на нашем правом фланге восемь, быстро приближались к первой траншее, где находились три бронебойщика со связками гранат и бутылками с горючей смесью…

В шесть утра сквозь грохот танков, разрывы, стрельбу мы услышали голос по радио. Репродуктор был установлен на переднем танке. И вдруг слышу фамилию Стафато! Это говорили из немецкого танка по радио:

"Русский солдат, слушай радио. Сейчас будет говорить ваш солдат Степан Стафато. Он добровольно пришёл к нам..."

И дальше сквозь скрежет гусениц мы услышали голос предателя Стафато. Но в этот момент кто-то из наших прямым попаданием остановил говорящий фашистский танк, и он замолк.

Что творилось у каждого из нас на душе?! Кто пережил эти минуты, готов был подняться во весь рост, броситься на танк, в котором был тот, кто предал нас, предал Родину, народ. Били из всех видов оружия. На правом фланге поднялся лейтенант вместе с курсантами –бойцами. Его поддержали пулемёты, миномёты, ПТР, и здесь же появился Т-34. Всё заволокло дымом и пылью, как будто наступила ночь. Меня засыпало, хотя я и слышал свист пикирующих фашистских бомбардировщиков, а затем взрывы фугасных и осколочных бомб. Поднял голову, но ничего не увидел. Лежу грудью на чём-то твёрдом. А это ПТР. Чуть пришёл в себя и опять слышу фамилию, звучавшую из горящего танка.

Когда чуть стих бой, рассеялся дым, прекратился грохот взрывов, мы разглядели уничтоженные танки гитлеровцев. Горел и наш Т-34. Санитары выносили с поля боя бойцов. По траншее ходил, пригибаясь,  старшина и считал убитых. Командир роты отдал приказ об отходе. Подсчитали, сколько живых. Было объявлено, что идём к станции Абганерово и там окапываемся, занимаем первый фланг.

…13 августа мы вели упорные бои. На правом фланге видны остатки 14 роты. Из своих товарищей я уже не видел никого.

Утром мне удалось двумя выстрелами из ПТР уничтожить две огневые точки, расположенные на ветряной мельнице. Подъехала подвода с боеприпасами, покрытая брезентом. Спрятали её в кустах. Одолевал голод. Дважды к нам стремилась подъехать походная кухня, но от разрыва мины взлетели в воздух и повар и лошадь. А кухня была вдребезги: фашисты попали в миномётный расчёт. Я был ранен…"


Вот и всё. А дальше долгое время в госпитале, приезд домой, в Грозный, восстановление, работа  в театре, во Дворце пионеров, пединститут и долгая работа с детьми, длиною в жизнь.

Папа много времени уделял патриотическому воспитанию молодёжи. В заключение своих воспоминаний он написал:

"Стою на Мамаевом Кургане у мраморных плит, где захоронены тысячи безымянных защитников Сталинграда. Рядом со мной пионеры грозненских школ. Возлагаем красные гвоздики на могилы героев. Здесь стояли воины насмерть и победили смерть. Оглянулся – и с высоты бессмертного Мамаева Кургана увидел прекрасный город, раскинувшийся на десятки километров, город вечной славы".  


Моего папы уже давно нет. Но, чем я становлюсь старше, тем чаще вспоминаю его, нашу жизнь тогда, и тем больше думаю о том, кем он был для нас.

Папочка, мы тебя любим и помним и будем помнить всегда.

Твои дети, внуки и правнуки.

Елизавета Карасева

***

"Русское поле"