Письма русского путешественника. Эпизод двенадцатый: Лейпциг

Создано: 17 Июль 2016 Автор: Елизавета Тумим Просмотров: 17069

Наше путешествие вместе с Николаем Карамзиным по городам Европы продолжает Елизавета Тумим из Лейпцига.

"Здесь-то, милые друзья мои, желал я провести свою юность; сюда стремились мысли мои за несколько лет перед сим; здесь хотел я собрать нужное для искания той истины, о которой с самых младенческих лет тоскует мое сердце! — Но судьба не хотела исполнить моего желания", - восклицает Карамзин в первом лейпцигском письме от 14 июля 1789 года.

Елизавета Тумим:

Он прибыл в "маленький Париж" в том самый день, когда в Париже настоящем революционные толпы громили Бастилию, о чем, естественно, автор знать не мог.

Приехав в город своих юношеских стремлений, Карамзин без устали блуждает по улицам, гуляет в окружающих Лейпциг садах, посещает лекции по эстетике, встречается с писателями и университетскими профессорами, присутствует на одном из совместных ужинов "ученой братии".

В его письмах-новеллах присутствуют студенты, простые горожане, селянки, огородники, сторожа. Карамзин любопытен и внимателен. Он ставит в заслугу городу его многолюдность, нигде ранее в Германии не встречавшуюся, хотя к тому времени он уже видел и Кёнигсберг, и Берлин, и Дрезден; он пишет о высоте домов и ширине улиц, об отсутствии карет, и, следовательно, и угрозы быть раздавленным. Он сравнивает местоположение Дрездена и Лейпцига и затрудняется отдать предпочтение одному из них.

"Местоположение Лейпцига не так живописно, как Дрездена; он лежит среди равнин, — но как сии равнины хорошо обработаны и, так сказать, убраны полями, садами, рощицами и деревеньками, то взор находит тут довольно разнообразия и не скоро утомляется. Окрестности дрезденские прекрасны, а лейпцигские милы. Первые можно уподобить такой женщине, о которой все при первом взгляде кричат: "Какая красавица!", а последние — такой, которая всем же нравится, по только тихо, которую все же хвалят, но только без восторга; о которой с кротким, приятным движением души говорят: "Она миловидна!"

А далее Карамзин пишет о Лейпциге, как о книготорговом центре: "почти на всякой улице найдете вы несколько книжных лавок", и его удивляет, что "все лейпцигские книгопродавцы богатеют".

Ему, писателю и человеку эпохи Просвещения чрезвычайно нравится ученая и книжная атмосфера города, наличие общедоступных библиотек, где "можно брать для чтения всякие книги, платя за то безделку".

Знаменитые Лейпцигские ярмарки интересны ему потому, что на них съезжаются книгопродавцы со всей Германии. Он пишет о развитии в Германии авторского права и об оплате писательского труда – тема новая для России, где писательство еще не было профессиональным видом деятельности.

23-летнего Карамзина интересуют не только книги и лекции, он сообщает о том, что "некоторые из здешних богатых купцов часто дают обеды, ужины, балы. Молодые щеголи из студентов являются с блеском в сих собраниях: играют в карты, танцуют, куртизируют", что в Лейпциге "есть и театр; только комедианты уезжают отсюда на целое лето в другие города и возвращаются уже осенью, к так называемой Михайловой ярманке", что для любителей вкусно поесть "есть здесь отменно вкусные жаворонки, славные пироги, славная спаржа и множество плодов, а особливо вишни, которая очень хороша и теперь так дешева, что за целое блюдо надобно заплатить не более десяти копеек. — В Саксонии вообще жить недорого", - заключает путешественник.

В своих загородных прогулках Карамзин равно любуется аллеями Рихтерова сада и юной продавщицей цветов, а Вендлеровом саду его более всего привлекает монумент Геллерта – литератора, чьи басни он читал еще в детстве: "…видел я Геллертов монумент, сделанный из белого мрамора профессором Эзером. Тут, смотря на сей памятник добродетельного мужа, дружбою сооруженный, вспомнил я то счастливое время моего ребячества, когда Геллертовы басни составляли почти всю мою библиотеку..."

В своем повествовании Карамзин скрупулезно отмечает любой эпизод, имеющий отношение к России. Во время прогулки по саду Карамзин узнал, что его спутник – молодой женевец, с которым он познакомился за день до того понимает по-русски, поскольку 4 года прожил в Москве. Чуть позже к ним присоединились еще 2 путешественника, одного из них писатель видал в Москве: "и мы обрадовались друг другу как старинные знакомые".

Большое впечатление произвела на молодого русского писателя встреча с европейски известным литератором Феликсом Вайсе (1726 –1804), которого он именует "любимцем драматической и лирической музы" и "другом детей, который учением и примером своим распространил в Германии правила хорошего воспитания".

Поэт и драматург, автор рассказов для детей и журналист, издатель и критик, и даже окружной сборщик налогов – многоплановость, весьма характерная для века Просвещения – Вайсе был тем литератором, нанести визит которому счел бы за честь любой путешественник, а тем более собрат по перу. К тому же Карамзин в 1786-88 годах перевел и опубликовал в русском журнале "Детское чтение" "разные пиесы" Вайсе.

Путешественник посетил Вайсе в его имении в Штеттерице (тогда это был отдаленный пригород Лейпцига, а ныне – городской район). Доброжелательность, радушие и простота обращения совершенно покорили гостя. В особую заслугу ему Карамзин ставит то, что в библиотеке у Вайсе, как редкость, хранится рукописная история русского театра, переведенная и подаренная ему одним из русских.

Русские, учившиеся в Лейпцигском университете за два десятилетия до того, чрезвычайно интересуют Карамзина. О причине этого интереса, кроме патриотических чувств, историки спорят и поныне; весьма возможно, что не последнюю роль здесь играли масонские связи.

Карамзину важно, что профессор эстетики Платнер помнит его "единоземцев, искавших здесь просвещения", но конкретные имена автор не называет, прячет их за инициалами К* и Р*. Исследователи полагают, что это масоны Алексей Кутузов и Александр Радищев или, что менее вероятно, Осип Козодавлев и Андрей Рубановский. Все четверо относились к колонии русских студентов, посланных в 1767 году императрицей Екатериной II изучать юриспруденцию в Лейпцигском университете.

Эрнст Платнер был широко известным профессором эстетики, психологии и антропологии, а в период пребывания в Лейпциге Карамзина ректором университета. Его лекции пользовались огромной популярностью среди студентов потому, что профессор старался донести до слушателя свои философские воззрения в живой и доступной форме, о чем Карамзин слышал еще в Москве.

"Никто из лейпцигских ученых так не славен, как доктор Платнер, эклектический философ, который ищет истины во всех системах, не привязываясь особенно ни к одной из них; который, например, в ином согласен с Кантом, в ином — с Лейбницем или противоречит обоим. Он умеет писать ясно, и кто хотя несколько знаком с логикою и метафизикою, тот легко может понимать его", объясняет Карамзин свое намерение посетить ученого.

За краткое время пребывания в Лейпциге Карамзин встречался с Платнером четырежды: и у него дома, и в университетской аудитории, и в трактире "Голубого ангела", за дружеским столом. Карамзин описал и кабинет ученого, и атмосферу почтительного внимания со стороны студентов, царившую на лекции Платнера, и "афинский ужин", где "все были веселы и говорливы; хотели, чтобы и я говорил, и спрашивали меня о нашей литературе".

Вероятно, это был первый публичный разговор о русской литературе. От Карамзина немецкие ученые узнали о переводе на русский язык «Мессиады» Клопштока, об оригинальных русских произведениях, в частности «Россияде» и «Владимире» поэта М.М. Хераскова. В немецком трактире звучали русские стихи, и гости "чувствовали их определенную гармонию".

Аристократ Карамзин отмечает светскую непринужденность манер, свойственную, как Платнеру, так и другим участникам застолья, умение слушать собеседника и прощать слабости ближнему. Важничанье бургомистра Миллера (Мюллера – Е.Т.) вызывает у него улыбку. В своем письме он пишет: "Я вижу людей, достойных моего почтения, умных, знающих, ученых, славных".

Во все дни своего пребывания в Лейпциге Карамзин находится в прекрасном расположении духа, все ему по нраву, и, что редко бывает, он не разочаровывается в городе юношеской мечты. Но он не собирался долго задерживаться в Лейпциге, цель писателя – путешествие, познание мира не по книгам, а воочию, и к тому же его гонят в путь тревожные письма, полученные им от корреспондентов.

Последний день Карамзин проводит в саду Розенталь, предаваясь раздумьям о местном Калиостро - бароне Шрепфере, поскольку именно в Розентале этот маг или шарлатан покончил собой выстрелом из пистолета. Но мысленно он уже в дороге: таковы маршрут и законы повествовательного жанра.

Спустя 65 лет, летом 1854 года известный русский поэт и литератор князь Петр Андреевич Вяземский (1792-1878), доводившийся Карамзину шурином, провел в Лейпциге несколько часов. В его записях, известных как "Старая записная книжка", сохранилась такая заметка: "20 июля. Приехали в Лейпциг. Прогулка в Розенталь, о коем упоминает Карамзин. Читал его письма из Лейпцига. … Искал голубого ангела, о котором упоминает Карамзин. И слуху нет. Выехали после обеда в Дрезден".

Попытаемся и мы следом за Вяземским сделать письма Карамзина своим путеводителем. За прошедшие два с лишним столетия город, население которого выросло в 20 раз, переживший и бурный экономический подъем 19 века и разрушения Второй мировой войны, неузнаваемо изменился. Однако сохранились и отдельные здания, и общая инфраструктура.

Лейпциг по-прежнему остается крупным европейским культурным и книгоиздательским центром. Большое количество книжных магазинов являются приметной особенностью города. Также как сотни библиотек самой разной направленности, среди которых есть и уникальные: старейшая университетская библиотека с множеством раритетов и одно из двух отделений Немецкой национальной библиотеки (второе во Франкфурте-на-Майне). В библиотеках, книжных магазинах, Доме книги (Haus des Buches) постоянно происходят встречи с немецкими и зарубежными писателями.

Но главное книжное мероприятие - это ежегодная книжная ярмарка, проходящая в марте. Так что, Карамзин приехал не в сезон.

Так же и с театрами: сезон только что завершился и теперь надо ждать до осени. Но зато на многочисленных площадках открылись Летние театры и эстрады. Среди разнообразных уличных концертов традицией стали выступления музыкантов возле памятника Баху. Они проходят уже много лет по понедельникам в июле и августе.

Если бы Карамзин захотел побывать на лекциях и семинарах в университете, то тоже поздновато: идет сессия. Но все равно где-нибудь на этих 14-ти факультетах, на которых учится около 30 тысяч студентов, еще можно что-нибудь ухватить. Кроме того, в университете работают около 150 институтов, в том числе институт Восточной Европы.

Любителю вкусно поесть тут тоже раздолье, как везде в Германии общепиты на все вкусы и кошельки. Только те жаворонки, о которых пишет Карамзин, давно перевелись. Это был знаменитый лейпцигский деликатес: из маленьких птичек, отлов которых принял промышленные масштабы, готовили жаркое и паштеты, бывшие даже предметом экспорта.

Но в 1876 году саксонский король Альберт запретил ловлю жаворонков, и неунывающие лейпцигские повара назвали жаворонками корзиночки из песочного и миндального теста. Каждое пирожное украшается двумя перекрещивающимися ленточками из теста.

Атмосфера, царившая в Лейпциге перед и во время Мирной революции, тот особый вклад, который внесли жители города в события 1989 года, выдвинули целый ряд имен не только в политике, но и во многих областях научной и творческой деятельности.

Выдающийся дирижер Курт Мазур, известный театральный режиссер Вольфганг Энгель, художники Вольфганг Маттхойер и Вернер Тюбке, историк Вальтер Марков, профессор-химик Корнелиус Вайсс – именно эти имена напомнил мне известный славист профессор Эрхард Хексельшнайдер, автор многочисленных трудов о русско-немецких, в частности русско-саксонских связях. Уж он-то хорошо знает, кто такой Карамзин, и каков был круг его интересов.

Однако в этом списке "иных уж нет, а те далече".

Карамзин более всего ценил живое человеческое общение. При современных коммуникациях это не так трудно: телефоны, скайпы, электронная почта…

А вот застать человека на месте – большая проблема. Философы, писатели, лекторы, режиссеры и даже бургомистры перемещаются по всему свету. Но, возможно, если заранее договориться о встрече, а также учитывая большой интерес Карамзина к русской теме за пределами России, удастся в Лейпциге побеседовать с этими персонами:

Фридрихом Магириусом - теологом, пастором и суперинтендентом кирхи Св. Николая. Он был одним из инициаторов еженедельных молебнов о мире, ставших предтечами мирных демонстраций и мирной революции 1989 года. В 1990-1995 годах – время больших надежд и ожиданий – он был мэром Лейпцига; ныне кавалер многих наград, в том числе французского ордена Почетного легиона и польского "За заслуги";
Бароном Вольфом-Дитрихом Шпеком фон Штернбургом, потомком лейпцигской торгово-промышленной фамилии, восходящей к 18-му веку. Фон Штернбурги были не только предпринимателями, но коллекционерами и меценатами. Значительная часть собрания картин музея изобразительного искусства, коллекций музеев этнографии и прикладного искусства поступили от разных представителей этой семьи. Живущий в Лейпциге и в Мюнхене Вольф-Дитрих Шпек фон Штернбург продолжает эти традиции; в основанном им в 1994 году и переданном музею фонде 202 картины, 126 рисунков и более 500 графических листов 14-19 веков;
Известным этнологом и публицистом, директором музея истории города Лейпцига доктором Фолькером Родекампом, ныне президентом Немецкого союза музеев. (Как Михаил Пиотровский в России);
Нынешним обер-бургомистром Лейпцига господином Буркхардом Юнгом. Теолог по образованию, педагог по профессии, политик по призванию, образованный, толерантный, коммуникабельный – наводящий мосты, что доказали его недавние встречи и в Москве, и в Лейпциге с мэром Москвы господином Собяниным;
Профессором лейпцигского университета и писателем Эльмаром Шенкелем, частым гостем в Казани и Нижнем Новгороде, где он читает курсы англистики и американистики, а также путешественником в российскую глубинку. Впечатления от этих путешествий Шенкель положил в основу книг "Сибирский маятник" (Das sibirische Pendel) и "Когда "Я" опаздывает" (Ichverspätungen).