Среди членов нашей семьи участников и свидетелей тех событий немало: летчики, моряки, артиллеристы, жители блокадного Ленинграда.

 

Память о них в семье свято сохраняется всеми: от мала до велика. Стало уже традицией 9 мая, как бы ни разбросала нас судьба, собираться в Северной столице и вместе отмечать самый главный праздник России – День Победы, вспоминая тех, кого уже с нами нет.

 

Фото: militaryarms.ru

 

Советские люди с мужеством и стойкостью защищали Родину и вышли из войны победителями.

 

У меня, заставшего послевоенный Ленинград, было много неиспользованных, а вернее упущенных возможностей для общения с теми, кто пережил блокаду или вернулся с фронта.

 

Может быть поэтому в год 75-летия Великой Победы я снова стал собирать в своей памяти в одно целое все, что слышал об истории семьи в военные годы.

 

Пилот-инструктор Лев Войхонский,1941 г.

 

Среди них есть и полное драматизма событие, которое случилось в период службы на Кубани моего отца, летчика-истребителя майора Льва Войхонского, инструктором Черниговской военной авиационной школы пилотов (ЧВАШП).

 

 

ИЗ ЖИЗНИ ТЕХ, КТО ГОТОВИЛ ГЕРОЕВ ДЛЯ ФРОНТА

 

В январе 1944 года отец, мама, я и старший брат оказались в большой Кубанской станице Ленинградская, куда ЧВАШП была передислоцирована из глубокого тыла ближе к фронту. Произошло это вскоре после того, как родителям чудом удалось найти друг друга за тысячи километров от дома.

 

Радость совместного проживания в станице, название которой - Ленинградская напоминало родителям город их молодости и первой встречи, вскоре омрачилось трагическим событием.

 

Тем сумрачным утром небо над станицей наполнилось раздирающим душу ревом авиамотора. Выбежав на улицу и увидев за самолетом черный «хвост» дыма, мама почувствовала страшную беду. Крикнув соседке: «Это он! Это он!», она побежала в сторону аэродрома.

 

При выполнении испытательного полета отец заметил неполадки в работе двигателя нового истребителя и принял решение о скорейшем возвращении на аэродром. Он сразу исключил использование парашюта, т.к. под бортом горящего самолета простиралась самая большая станица Краснодарского края.

 

Оставался единственный вариант: быстрее вывести истребитель за ее границы и перейти на режим аварийной посадки, например, с креном на один борт и «посадкой на крыло». К тому же на высоте около 100 метров огонь добрался до бака с горючим.

 

 

Истребитель, как и задумывалось, зацепился крылом за землю и рухнул на краю аэродрома. С открытием фонаря кабины в нее ворвалось пламя, которое ударило в лицо пилота.

Отец попытался быстро выбраться на крыло, но сапог пригорел к педали. Освободить ногу от сапога удалось не сразу. Оказавшегося на крыле летчика никто не заметил из-за наклона упавшего самолета в сторону противоположную аэродромной службе.

 

Отец скатился с крыла и крутился по полю, пытаясь сбить пламя и отбежать от горящего самолета. На самом деле, он смог только отползти на несколько метров и оказаться в поле зрения авиатехников.

Примчавшись, они увидели на земле пилота в дымящемся комбинезоне, который в состоянии стресса сидел на летном поле без сапога и пытался прикурить папиросу.

 

Когда отца поместили в медсанчасть, шторки окна палаты пришлось задернуть. Забинтованная голова пострадавшего была огромных размеров. Такое видеть было под силу не каждому из сослуживцев. Для жизни летчика возникла реальная угроза, и он был доставлен самолетом в Ростовский окружной госпиталь.

Как вспоминал позже отец, первое, о чем он подумал, когда пришел в себя: «Ну, если меня и спасут, то кому такой слепой урод будет нужен?».

 

После экстренной помощи в Ростове лечение отца продолжилось в Москве. Блестящие военные медики под руководством Главного хирурга Красной Армии Николая Бурденко провели на лице пострадавшего серию уникальных пластических операций.

 

 

Они частично восстановили форму носа, губ, ушной раковины и заместили обгоревшую кожу щек путем пересадки ее с других частей тела. Окулисты спасали зрение.

 

Все это время отец чувствовал постоянное внимание своих сослуживцев, которые продолжали следить за ходом лечения и даже навестили боевого товарища. К наградам, полученным отцом в начале войны, добавилась медаль «За боевые заслуги».

 

Подарком для пациента Главного военного госпиталя стало решение руководства о его выписке 9 мая 1945 года. В этот день, по воспоминаниям отца, он в кителе с наградами, но в чужой армейской фуражке оказался в потоке восторженных москвичей.

Они буквально на руках внесли его на Красную площадь. Офицера с обожженным лицом ликующие москвичи передавали из рук в руки с криками «Ура!». Его подбрасывали вверх так высоко, что ему иногда казалось, что «на этот раз, уж точно не поймают!».

 

В один из таких моментов отец попал в объектив известного фотокорреспондента журнала «Огонек» Михаила Трахмана, запечатлевшего Красную площадь в День Победы 9 мая 1945 года.

 

Вариант отретушированного фотоснимка и негатив ставшего культовым фото Михаила Трахмана (1918-1976) «На красной Площади в День Победы 9 мая 1945 г.», был переслан мне еще в девяностые годы, в память об отце после обращения в редакцию «Огонька».

 

Вернувшись в часть, отец занялся политработой, а его сын - мой старший брат Валентин (на фото), - стал курсантом авиаучилища.

 

 

Лечение отца продолжалось и после демобилизации и возвращения в 1947 году в город молодости - Ленинград. Здесь мои родители снова влились в большую и дружную семью переживших войну родственников.

 

По праздникам и выходным дням отец, как и другие «отставники» того времени, в военной форме прогуливался в компании друзей и близких по улицам и проспектам Петроградской стороны. В послевоенные годы в отсутствии отдельных просторных квартир люди стремились к общению, собираясь веселыми компаниями на улицах и в парках города.

Но отец, выходя на улицу, иногда закрывал лицо специальной кожаной маской коричневого цвета. Она защищала молодую и пересаженную кожу от ярких солнечных лучей и мороза, хотя и обращала на себя особое внимание прохожих.

 

На последнюю московскую операцию мама, сопровождала отца, взяв меня с собой. Он все же настоял на своем желании восстановить сгоревшие веки. Опасаясь за глаза, мама пыталась его отговорить от этой, как отец говорил, «косметической» операции. Но она не смогла убедить отца, что мы уже привыкли видеть его спящим с открытыми глазами.

 

После успешной поездки я был рад, что побывал на Красной площади и что в госпитале увидел летчика-героя Алексея Маресьева. Его имя стало в то время известным всей стране благодаря книге Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке». Потеряв обе ноги, Маресьев смог вернуться в строй и продолжал летать на боевом самолете.

 

Так семейный фотоальбом пополнился черно-белым снимком, сделанным в госпитале. На фото за столом палаты запечатлены два пилота: Алексей Маресьев и отец в очках с черными круглыми стеклами и шрамом на щеке. А я примостился у папы на коленях. Отец рассказал мне, что врачи помогают героическому летчику привыкнуть к новым протезам.

 

Отец рано ушел из жизни – в 1960 году. На момент смерти от повторного инфаркта отцу, которому накануне строгой комиссией было отказано в признании инвалидности, было всего 53 года.

Пять лет оставалось до того момента, когда «9 Мая» был объявлен в СССР нерабочим днем. День Победы стал государственным праздником, а участники Великой Отечественной войны с этого момента почувствовали внимание к себе не только со стороны друзей и родственников, но и государства.

 

Прощание с отцом на Серафимовском кладбище Ленинграда собрало много друзей и проходило под оружейный салют караула и неожиданно ворвавшийся в траурную тишину звук реактивных двигателей от пролетевшего на малой высоте звена истребителей.

Этот прощальный авиапарад организовал однокашник отца по элитному Качинскому Высшему военному авиаучилищу летчиков и друг нашей семьи Герой Советского Союза летчик - штурмовик Александр Матвеевич Васильев.

 

В 1981 году, когда отца уже не было в живых, серетарь редакции ростовской военной газеты «Красное знамя» попросил о встрече с мамой. Он долго расспрашивал об отце и взял на время семейные фото в связи с подготовкой к публикации книги о герое Советского Союза летчике-истребителе Василии Собина́ (еа фото).

 

Этот отважный летчик-ас был одним из учеников моего отца, Войхонского Льва Владимировича - преподавателя Черниговской авиационной школы.

 

На этом и закончилась страница истории нашей ленинградской семьи, связавшая нас с кубанской станицей «Ленинградская».

О пребывании на ее территории Черниговской авиашколы, подготовившей для фронта 14 Героев Советского Союза, вероятно, знает и молодое поколение жителей Кубани.

 

 

По крайней мере, об этом им и гостям станицы напоминает памятник «Самолет» с надписью: «Славным защитникам Родины. Лётчикам Черниговского военного училища. В 1943-1945 годах училище дислоцировалось в станице Ленинградской».

 

Но, к сожалению, кроме фото памятника «Самолет», представленного на туристических картах, другой, информации о пребывании Черниговской летной школы на территории станицы Ленинградская найти не просто.

 

 

Самому же памятнику с устремленным в небо послевоенным реактивным истребителем, по моему мнению, недостает информационной стелы с изображением легендарных винтомоторных самолетов военного времени конструкторов Лавочкина, Поликарпова, Яковлева, а также информации о летчиках-истребителях героях войны – выпускниках летной школы. Думаю, что этим могли бы заняться местные молодые энтузиасты.

 

Все сказанное выше стало для меня побудительным мотивом для рассказа о том, что запомнилось мне из воспоминаний моих родителей.

 

Владимир Войхонский, инженер по системам управления летательными аппаратами, кандидат технических наук, ст. научный сотрудник.

Фото: семейный альбома В.Войхонского, сайты autotravel.ru (фото памятника «Самолет» в станице Ленинградская) и militaryarms.ru

 

"Русское поле"